Филипп заметил, что Арнэма история заинтересовала: он улыбался. В конце концов, он сам говорил о своей бывшей жене, так почему Кристин не вспомнить покойного мужа?
— Мама говорила, что статуя жутко дорогая, но папу никогда не волновало, сколько стоит вещь. Он утверждал, что лицо у Флоры точь-в-точь как у мамы, но, по-моему, это не так. А вы как думаете?
— Может быть, немного похоже, — ответил Арнэм.
— В любом случае, папа всегда вспоминал, что статуя ему приглянулась потому, что напоминала маму. «Вот что я тебе скажу: давай поспорим, — предложил он. — Спорю, что это — Венера, богиня Венера. Если нет, то я покупаю ее тебе».
— А я думала, что Венера — это звезда, — вставила Кристин, — Стивен сказал, что нет, что Венера — это богиня. Вот Черил знает, они в школе проходили.
— Так что они пошли в тот магазин, и какой-то человек, говоривший по-английски, объяснил отцу, что статуя не Венера: Венеру почти всегда изображают обнаженной по пояс, с открытой грудью.
— Об этом можно было бы и не говорить, Черил!
— А папа мне всегда спокойно все рассказывал, ведь это искусство, правда? В магазине ему сказали, что это копия Флоры Фарнезской, богини весны и цветов, и ее цветок — боярышник, который она и держит в руках. Папа купил статую, хотя она стоила дорого — сотни тысяч этих… не знаю, как называется их валюта. Ее отправили домой посылкой, потому что в самолет статую нельзя было проносить.
Разговор вернулся к тому, с чего и начался еще в доме, когда Арнэму подарили статую. Наверное, это и стало для него сигналом: он попросил счет. Когда Черил закончила рассказ, Арнэм произнес:
— После всего, что я услышал об этой статуе, мне уже кажется, что не нужно было принимать такой подарок. — Он как будто считал что-то в уме, наверное, переводил лиры в фунты. — Да, я действительно не могу принять этот подарок, он слишком дорогой.
— Нет, Джерард. Мне хочется, чтобы Флора была у тебя, — сказала Кристин, когда все вышли из ресторана. Было уже темно. Филипп слышал слова матери, несмотря на то, что она шла в отдалении от детей, взяв Арнэма за руку. Или это он взял ее за руку. — Для меня очень важно, чтобы статуя была у тебя. Ну пожалуйста. Я буду счастлива, думая о том, что она стоит там.
Почему Филипп подумал, что Арнэм довезет их только до Бакхерст-Хилл? Об этом никто не говорил. Возможно, Арнэм действительно влюблен в Кристин и, само собой разумеется, хотел ей угодить. Или он чувствовал себя обязанным, приняв подарок? Филипп заметил, что от былой неловкости не осталось и следа. Мать сидела впереди, разговаривала с Арнэмом о районе, где он живет, о местах, где сама жила когда-то и где живет теперь, и о том, стоит ли ей снова начать работать парикмахером, как до замужества. Ведь семье нужно «немного денег». Она обсуждала это так простодушно, что Филипп даже поморщился. Действительно, казалось, что она вешается Арнэму на шею. Кристин и вправду хотела понять, получится ли что-то с ним, прежде чем решаться работать на дому.
Арнэм говорил о своих планах с легкостью. Дом и мебель будут проданы. Все пойдет с молотка, он договорился с бывшей женой. Еще Арнэм надеется, что аукцион состоится в его отсутствие, когда он поедет в город по делам. Квартира — это не для него, так что придется покупать другой дом, только в этом же районе или где-нибудь неподалеку. Нравился ли Кристин Эппинг?
— Когда я была маленькой, мы часто устраивали пикники в Эппинг-Форест.
— А я сегодня был недалеко от Эппинг-Форест, — заметил Арнэм, — но я думаю о самом Эппинге. Или даже о Чигвелле. Может, удастся найти что-нибудь в Чигвелл Роу.
— Всегда сможешь к нам приезжать, — сказала Кристин.
Кристин имела в виду Криклвуд, хотя теперь, овдовев, она с детьми должна была переехать в Гленаллан-Клоуз. Даже самые оптимистичные риэлтеры не назвали бы это место привлекательным. Филипп вспомнил, что Арнэм уже был у них в Криклвуде, так что его не должны особенно шокировать дома из красного кирпича с металлическими рамами на окнах, изогнутыми черепичными крышами, заборами из железной сетки и убогими садиками. Темнота и тусклый свет уличных фонарей, окутанных листьями, скрывали самое плохое. Нет, конечно, это не трущобы. Просто бедный, жалкий и обветшалый район.