Всю дорогу Валера молчит, наверное, думает, как не облажаться, и он сто процентов изучил пару дельных советов в интернете, пока меня не было. Смотрит на меня серьезным и жалобным взглядом одновременно, точно денег в долг попросить собирается.
Я беру его за руку:
— Не ссы, нормально все. Я помогу.
Дома я отправляю его в душ, сразу с порога, не давая времени на раздумья, а сам открываю бутылку, достаю красивые бокалы, раздираю фольгу на конфетах и запираю кошку на кухне.
— Посиди тут, — говорю я. — У хозяина важная встреча. Хавка в миске, лоток ты знаешь где — прямо перед твоей харей.
Возвращаюсь в комнату и стою, раздумывая, раздеться сразу или оставить это удовольствие ему — вряд ли он раздевал кого-то, Катерина, вероятнее всего, делала это сама, пропуская такую важную часть прелюдии. Я не волнуюсь, ни капельки. Совсем не волнуюсь. Только сердце почему-то стучит, пальцы горят, во рту сухо, и я глотаю прохладное вино из полного бокала. Поэтому, когда Валера наконец заходит в комнату, я уже собран и готов к открытию новых горизонтов. И горизонталей. Смотрю на дорожку волосков, исчезающую под полотенцем, щелкаю лампой на стене и мы остаемся вдвоем на фоне Парижа и нескромных парочек.
— Я смотрю, ты без меня начал, — замечает он, усаживаясь на край кровати и забирая протянутый бокал.
— Ты слишком долго, мне стало скучно, — произношу я и приказываю:
— Открой рот.
Дождавшись, когда он вернет уже пустой бокал, я нажимаю на его подбородок пальцами — левой рукой, привык — проталкиваю в рот конфету, и, после того, как она подтаивает, проталкиваю и свой язык. Вкусно. После вина с кислинкой вдвойне сладко, его губы становятся бархатистыми и влажными, я глотаю слюну с жадностью.
— Еще, — произносит он, его глаза затуманены, сознание отключается, но и я чувствую то же самое.
Вторую конфету я кладу в рот себе, перекатываю на языке, пока она не становится мягкой, и только потом целую его.
Вот и умница, мой сероглазый король, расслабился, поплыл, я и сам уже в бессознании, когда он тянет вниз мои штаны, под которыми нет белья, затем майку, оставляя браслеты — не до них. Я дергаю полотенце, сбрасывая его на пол, опускаюсь рядом на коврик, шлепаю его по бедрам, чтобы они раздвинулись шире, и слизываю выступившую на головке прозрачную каплю.
Член у него тоже красивый, и это эстетика особого рода. Выступающие бордовые темные венки, натянутая кожа, влажно блестящая головка, которую хочется немного прикусить, прохладные, по сравнению с общей температурой тела, твердые яички. Обвожу языком уздечку, — он дышит шумно и учащенно — опускаю ресницы и расслабляю горло, потому что нужно глубже, чтобы дышал еще чаще. Слюны так много, что сглатывать не успеваю, и она тянется ниткой, когда я выпускаю его член.
— Потерпишь, пока я растянусь? — спрашиваю, зная, что это скорее тоже часть прелюдии, чем реальная необходимость, я ведь делал это утром в душе.
Он, не отводя взгляда, наблюдает, как я перебираюсь на постель, лью на руку — ту же, левую — прозрачный гель, распределяю его по всей ладони, отбрасываю волосы с плеча и, опираясь на подушки спиной, ввожу их в себя. Расставляю ноги, намеренно широко, чтобы он видел, кого собирается трахать, и хотел этого еще больше, чувствую, как горят щеки от возбуждения, как подрагивают коленки, как втягивается при каждом вдохе живот. Когда его рука, опускаясь на мой член, попадает в такт движения пальцев, я стону, протяжно и сладко-сладко. Как он и хочет сейчас.
— Я хочу видеть твое лицо во время этого, — вдруг говорит он, и это первый мужчина, который не предлагает мне развернуться. — Можно?
— Сегодня все можно, — улыбаюсь я, сползая вниз.
Презик он надевает сам. И когда, расправив его у основания члена, поднимает голову и смотрит на меня, как на самое желанное существо в своей жизни, я притягиваю его к себе и говорю, касаясь губами:
— Сделай уже это со мной.
Он входит в меня постепенно, плавно, одним долгим движением, потом опирается на локти и смотрит прямо в глаза. Отводит бедра, не покидая полностью, и снова вперед, уже до упора.
— Ле…роч…ка… — выдыхаю я, сгибая в коленках расставленные широко ноги и упираясь ступнями в матрас.
— Что-то не так? — спрашивает, облизывая мои губы от уголка к уголку.
— Все так! Не прекращай!
Все просто охуенно, думаю я, задирая голову и смотря в темный потолок, который сейчас в моих глазах странно рябит и качается, и я знаю, что Валера мне сейчас дает не только секс, как мои бывшие, а себя самого, до капли. Как и я. Хотя я, возможно, сделал это еще раньше.
Но потолок вскоре перестает рябить, и я снова смотрю в его глаза с поплывшим зрачком и никого, кроме себя в них не вижу. Обнимаю его за шею и тяну к своим губам, а он ускоряется, почувствовав себя увереннее. Прижимает к животу, выдирая из груди не стоны, а тихие всхлипы, и я не стону, а умираю в его руках, вздрагивая, когда между нашими телами начинает пульсировать мой член. Он кончает немного позже, выходя резко и слегка болезненно, выплескиваясь сверху на бедра.
— Я знаю, что ты хочешь спросить, поэтому отвечу сразу: нет, не со всеми. Так хорошо мне было только с тобой, — произношу я, и, похоже, сразу вырубаюсь.
Просыпаюсь от ощущения холода и одиночества, в груди тоже все леденеет, я смотрю на задернутые шторы, сквозь которые льется свет, заворачиваюсь в одеяло и выхожу, едва не поскуливая от разочарования. Не мог же он уйти вот так подло, не попрощавшись?
— Ты чего в такую рань? Хочешь кофе?
Я оборачиваюсь на голос и вздыхаю с облегчением.
— Я думал, ты ушел.
— А нужно уйти?
— Нет. Конечно нет!
Бреду гусеницей к нему и утыкаюсь кончиком носа в его нос.
— Кофе буду, — произношу хриплым после сна голосом. — Ты ведь останешься у меня сегодня?
Он прижимается пахом ко мне, верхняя пуговица на джинсах не застегнута, и я вижу, что белья на нем тоже нет.
— Куда я уйду без трусов, — смеется Валера. — Я после вчерашнего их найти не могу. Свои одолжишь?
— Тебе черные в сеточку или белые шелковые? С дырочкой сзади? Кожаные? Из блестящего латекса?
— Можно мне самому выбрать?
— Сегодня все можно, мой король.
Проблемы оставлю на завтра. А сегодня — можно все.
========== 10 ==========
Не смотри, что рассеян в россыпь,
что ломаю и мну себя.
Я раздел эту девку — Осень,
и забылся, ее ебя.
Ах ты сука! Такое тело
меж блядьми мне не сыскать!
Сладкой влагой плодов вспотела,
кольца ягод в твоих сосках.
Распахнула! О алый бархат
губ и губ! сумасшедший визг!
Не могу!!! позовите Баха!
он напишет «сонату пизд».
Ах пора ты моя живая!
Голова — голова — минет.
Разрывает меня, сжигает,
я кончаю… простите мне.
Читаю матерного Есенина — ничего необычного, но в этот раз сидя на кухонном столе в спущенном до талии халате и ощупывая засосы вокруг сосков и на шее. Валера смотрит на свою работу, хмыкает, приподнимает мою голову за подбородок и оставляет еще один, прямо на артерии.
Сзади до сих пор саднит — не надо было трахаться сразу после первого захода, и не болела бы поясница в том числе. Но это — приятная боль, поэтому я не ворчу и с удовольствием принимаю его ласки в любом формате.