— Красивая у тебя квартира, — вздыхает Валера, разглядывая глянцевые дверцы шкафчиков и полупрозрачные шторы.
— Ты еще спальню не видел. Пошли покажу.
— Иди ты, Тош…
— Идем, один раз не пидарас.
Ему любопытно, поэтому он идет за мной и вскидывает брови, изучая панораму во всю стену с видом ночного Парижа, ночники-фонари, огромную кровать без спинки и матовый черный потолок.
— Если честно, то я ожидал увидеть кровать с балдахином и торшеры в кружевных оборочках, — произносит Валера.
— Так это ты еще не все видел. Слышал о красках, которые видны только в ультрафиолете?
Я щелкаю выключателем и включаю тянущуюся под потолком длинную лампу, которая, высвечивая виды Парижа, совсем не скрывает силуэты любящих друг друга на фоне Эйфелевой башни людей. В разных позах.
— Художник был гетеро, к сожалению, поэтому в данной работе хорошо раскрыта тема сисек, как ты любишь, — поясняю я. — Красиво, скажи?
— Красиво, — кивает Валера.
— Тебе какой вариант больше нравится — сзади, снизу, сверху, шестьдесят девять?
Валера, повернув голову, смотрит на меня и спрашивает:
— Если отвечу, не будешь смеяться? У меня кроме Кати никого не было, а она только в миссионерской любит. И иногда сверху, по праздникам.
Я приобнимаю его за плечи:
— Сочувствую, братан, врагу такую бабу не пожелаешь. А минет она…
— Как чупа чупс — берет двумя руками и облизывает.
— Бля, Лер, мне больно это слышать, не продолжай. А целуется?
Валера морщится, будто от лимона откусил, а я вспоминаю новые губы Катерины и понимаю все без слов.
— Как будто не те губы облизываешь, да? — тоже морщусь. — Хочешь, я тебя поцелую так, что на всю жизнь запомнишь?
Я шагаю к нему, а он от меня, к двери.
— Боишься, что понравится?
Он, перестав завязывать шнурки на кроссах, поднимает голову и произносит:
— Честно скажу — боюсь. Потому что знаю, что понравится.
Обувается и уходит.
Я точно в слэшерском раю.
В конце месяца мы выигрываем на городских соревнованиях и нас отправляют нас всероссийские. В этот раз в пути предстоит провести по меньшей мере сутки, и я готовлюсь основательно — иду на депиляцию. Мало ли, каким местом повернется фортуна, может случиться и так, что мой гладкий лобок сыграет на контрасте с дебрями естественности Катерины, и Валера все же окажется со мной в одной постели. Рано или поздно, но так оно и произойдет.
Сидя в автобусе я наблюдаю из окна, как она что-то серьезно втолковывает Валере, который стоит с видом покорности судьбе, затем вручает ему пакет с запеченной курицей и целует на прощанье. Как целует — ее губы накрывают, как мне кажется, сразу пол лица Валеры, и я начинаю опасаться, что он задохнется. Забираясь в автобус, он садится впереди меня и машет ей с улыбкой на лице, однако когда мы отъезжаем на приличное расстояние, сразу пересаживается ко мне и отдает курицу Дэну.
— Опа, ништячки! Спасибо, брат, от души душевно! — произносит тот, терзая бумажный пакет.
— Я смотрю, ты не сильно огорчен предстоящей разлукой, — замечаю я.
— Я-то? — спрашивает он, и серые глаза почему-то смотрят на мои губы. — Ни капельки.
========== 7 ==========
Комментарий к 7
https://vk.com/wall530503482_59
В этот раз Валера совсем не против того, что мы располагаемся в одном номере. Да и сам номер в этот раз радует своей просторностью, мягкостью постельного белья и окном с видом на парк. Отель — это вам не гостиница, расщедрился местный губернатор.
— Прям как белых человеков поселили, я в шоке, — зеваю я, плюхаясь на кровать.
— Ты в ванную заходил? — отзывается Валера. — Там душ с подсветкой.
— Великолепно, всегда мечтал почувствовать себя Смурфиком, наяривая в душе. Кстати, ты жрать хочешь? Я смотаюсь на разведку в кафе на первом этаже и сразу вернусь. А ты пока вещи разгребай.
— Тош, тебе лучше переодеться. В лосинах это слишком…
— Похуй! Слишком скромные отвернутся, слишком дерзкие подрочат.
Шагая по коридору, я начинаю понимать, от чего меня хотел оградить Валера — команды из других городов тоже в процессе заселения, и для многих хоть и красивый, как греческий боженька, но мужик в лосинах — психологическая травма, которую дано пережить не каждому.
Конечно же, без парней в «теме» тоже не обойтись, и я ловлю на себе взгляд почти двухметрового хмурого чела в бейсболке с гербом Воронежа. Эдакий лесоруб, разве что без бороды. Гей-радар у меня работает исправно, поэтому я не удивляюсь, когда на обратном пути из кафешки — кстати, весьма и весьма неплохой — он отделяется от окна и преграждает мне путь.
— Ты из какой команды? — спрашивает, сложив на груди медвежьи лапы.
Палец по-привычке накручивает волосы, ресницы опускаются, но я, вспоминая, что уже обзавелся своим сероглазым королем, одергиваю себя и выпрямляюсь.
— Питерские мы, — вздыхаю я. — Но если ты подкатить собирался, то не стоит — есть у меня любимый.
— А я тебе и не любовь предлагаю, — хмыкает тот, и в любой другой раз эта самцовость меня бы подкупила, но не в этот.
— Тоже нет. Извини, ты не в моем вкусе.
У мужиков все проще — многие геи любят поломаться, но по факту мечтают о сильном и смелом мужике, который сделает первый шаг. Видимо, он считает себя таким, потому что хватает меня за бедра и прижимает к себе. И если до этого момента коридор был пуст, то, по закону подлости, именно в этот момент Валере приспичивает выйти из номера, рядом с которым меня жмякают медвежьи лапы. В следующий миг меня цепляют за шиворот и затаскивают внутрь как описавшегося котенка.
— Ты сюда играть приехал или ебаря искать? — произносит Валера, и я вижу, как его глаза темнеют от плохо контролируемой ярости.
— Он сам мою задницу мацать начал, я-то тут причем? — возмущаюсь я, потирая запястья.
— Так ты провоцируешь специально! Так и ждешь, чтоб тебя зажали где-нибудь и поимели! Отыграем — делай, что хочешь, но только попробуй…
— А если попробую? — щурюсь я. — Тебе что? Можно совмещать приятное с полезным. Вот найду себе ебаря, чтобы он зажал меня и отымел, чтобы натянул по самые…
— Заткнись!
— А я бы ему сосал и захлебывался, а он…
Я жмурюсь, когда он опрокидывает меня на кровать и прижимается всем телом, снова стискивая запястья.
— Вот почему ты такой, — вздыхает он обреченно, рассматривая мои губы — целует, не касаясь.
— Какой? — спрашиваю я почти неслышно, чувствуя его эрекцию.
— Невозможный! Чокнутый.
— А еще какой?
— Красивый. Ты очень красивый.
Поцелует, думаю я. Не может не поцеловать, когда я, высвобождая руку, касаюсь его щеки и смотрю такими умоляющими глазами. Поцелует, уверяюсь я, когда он наклоняет голову.
— Ох, бля, вы хоть предупреждающую табличку вывешивайте! — морщится Дэн, распахивая дверь. — Вы жрать идете? Только вас ждем!
Дэн привык ко мне и уже не быкует, как раньше, видя мои поползновения в сторону друга, даже поддерживает шуточки своими замечаниями.
— Уже идем, — отвечает Валера нехотя и поднимается.
До конца вечера он старается на меня не смотреть, как и весь следующий день, когда мы отыгрываем два матча подряд. Не смотрит, не разговаривает, отвечая односложно, первым ложится спать или втыкается в наушники. Я не реагирую — знаю, что он занимается самобичеванием из-за вполне конкретного желания, и лучше ему не мешать — любой натурал должен дозреть в своих страданиях. Еще день он ходит мрачным и молчаливым, несмотря на то, что команда проходит в четвертьфинал, что само по себе является достижением.