– Что это за компания? – спросила первым делом Селия у Доре.
– О! – воскликнула та, бросив быстрый взгляд, – это превосходная компания. Но только вы никого из них не знаете, ни мужчин, ни женщин, оттого что это все мурильонцы.
– Мурильонцы? Так что же? А мы? Разве мы не мурильонцы тоже? Я думаю, совсем напротив…
– Вы ошибаетесь, детка!.. Вы и я, мы живем в Мурильоне, но мы не мурильонцы. Мы тулонцы – городские: мы обедаем у Маргассу или в «Цесарке», мы проводим вечера в Казино, а иногда мы забираемся даже к Мариусу Агантаниеру, в самую глубь «заповедного квартала». Настоящие мурильонцы ничего этого не делают. Они живут у себя дома, как семейные люди; едят всегда дома; ходят друг к другу пить кофе и вылезают на свет божий только раз или два в году, в сочельник и четырнадцатого июля. Вот, слышите, о чем они говорят: они собираются утащить с собой индейку и паштет!.. Им не хочется возвращаться сюда в полночь к ужину в сочельник.
– Вот это жизнь!.. Но как же это возможно?
– Ничего проще, детка: Мурильон – убежище всех колониальных офицеров и всех моряков, возвратившихся из дальнего плавания, которым нужно полечиться или отдохнуть. Слушайте! Ваш доктор Рабеф отправится туда, пари десять против одного. Там нанимают небольшую виллу, украшают ее маленькой женщиной и каждое воскресенье варят курицу в супе. А теперь хотите вы, чтоб я сказала вам нечто очень умное? Это «существование», как вы сказали, – вы созданы для него!..
– Черт возьми! Если б только Пейрас захотел…
– Что?
– Нет!.. Не сердитесь, Доре!.. Я не хотела сказать этого, это не в счет.
Мурильонская компания собралась уходить – очень кстати, чтоб успокоить маркизу, которая на этот раз рассердилась по-настоящему.
– Смотрите! – прошептала она, толкая ногой Селию. – Смотрите!..
Последними уходили трое мужчин, которых ни Селия, ни Доре до сих пор не заметили, оттого что те сидели к ним спиной; трое очень странных мужчин.
Это были, по-видимому, три офицера, три армейских офицера, о чем свидетельствовали их длинные усы и какая-то повелительность и точность движений, вовсе не свойственная морякам. Но это были три чрезвычайно необычных офицера. Во-первых – никто не сказал бы, что они европейцы. Казалось, что признаки их расы мало-помалу стерлись с их лиц и вместо них таинственным образом появились какие-то новые, экзотические черты.
Первый, невероятно высохший и желтый, смотрел на все окружающее взглядом из-под полуопущенных век, раскосых по направлению к вискам. Второй, еще более забавный, что-то вроде худенького и маленького дикаря, был очень смугл, и глаза его были совсем без белков, а вся поверхность глаза почти темно-синяя. Наконец, последний из трио, до того смуглый, что его впору было принять за мулата, если б у него не было такого рта и такого орлиного носа, шел, насторожившись, опустив плечи, кошачьей походкой, как ходят люди, всю жизнь блуждавшие по зарослям и по пустыням, открывая новые страны, исследуя и завоевывая их.
Вот эти три человека следовали за веселой компанией, к которой они принадлежали, – следовали издали, небрежно. Селия видела, как они взялись за руки, прежде чем перешагнуть порог. И они так и ушли, близко прижавшись друг к другу.
– Китаец, Мадагаскарец и Суданец, – сообщила с таинственным видом Доре. – Я не знаю, как их звать на самом деле, не знаю, сколько им лет, ничего не знаю; и этого не знает почти никто в Тулоне. Просто чудо, что нам удалось увидеть их здесь. Вот это мурильонцы, настоящие мурильонцы!.. Они не больше двигаются с места, чем Квадратная башня!..[26] Они все капитаны колониальных войск – артиллеристы или пехотинцы – не знаю, право. Они проводят три года из четырех на своей другой родине, в Китае, на Мадагаскаре и в Судане; а на четвертый год они лечат печень на побережье, греясь на солнце в небольшом садике небольшой виллы. Про них много чего рассказывают! Они живут здесь, совсем как среди диких, они едят, как у диких, и все прочее. По крайней мере, так рассказывают, и, наверное, это здорово преувеличено.
Они окончили обед. Когда две женщины обедают одни, они всегда оканчивают его быстро и обедают умеренно.
Дождь по-прежнему барабанил в стекла. Доре тряхнула головой:
– Что за дурацкая погода!.. В сочельник у меня нет никакого желания отправляться в Казино. Чего бы мне хотелось – это проехаться в коляске, только вдвоем с вами, хотя бы в Оллиульское ущелье. Вы тоже любите такие прогулки?
– О да!
– Но об этом нечего и думать. Нас затопит, едва мы высунем нос за дверь. Слушайте, нужно как-нибудь убить время до полуночи. В прежнее время я повела бы вас в какую-нибудь курильню опиума. Вы никогда не пробовали опиум? Вы могли бы испытать, что это такое. Но теперь больше нет курилен. Я знаю только курильню Мандаринши. А в этот час Мандаринша одевается к обеду. Нет никакой возможности.
Селия положила голову на руку:
– Мандаринша, правда… Помните?.. Вы говорили мне, что это женщина, с которой стоит познакомиться, вы говорили даже, что они единственные в Тулоне, она и бедняжка Жанник. Вы хотели повести меня к ней, познакомить меня с нею. А потом это как-то все не выходило. А я уже месяц как начала выезжать с вами.
– Ей богу, правда!.. Тем не менее все именно так, как я вам сказала: Мандаринша единственная женщина в Тулоне, которая стоит того, чтоб ей нанести визит. Я хочу, чтобы вы во что бы то ни стало познакомились с ней на этой же неделе. Это будет для вас полезнее, чем бегать за гардемаринами. Но сейчас не о том речь. Куда нам деваться, раз мы не можем поехать в Оллиульское ущелье? Если бы мы были в Бресте, я предложила бы вам пойти послушать всенощную, но здесь этого нет.
К тому же Селия резким движением головы отклонила это предложение. Доре стала извиняться:
– Простите. Я все забываю. Вы никогда не бываете в церкви. Это очень странно. Они, верно, причинили вам много зла, эти кюре?
Новым движением, столь же коротким, как предшествующее, Селия удостоверила, что ей вообще нет никакого дела до кюре. Доре удивленно взглянула на свою приятельницу.
– Вы совсем не похожи на других, детка. Ну вот! Не отправиться ли нам в цирк?
Уже несколько дней находившийся проездом в городе цирк давал представления, которые посещались довольно плохо.
Конечно, предложение было не из привлекательных. Тем не менее Селия не колебалась:
– Едем в цирк!..
– Ладно! – заявила маркиза, почувствовав облегчение оттого, что не нужно было больше выбирать. – Ладно!..
И она крикнула:
– Швейцар!.. Извозчика! И наши ботинки!..
Извергавшие потоки дождя тучи наконец опорожнились. И около полуночи небо внезапно прояснилось. Это произошло с той стремительностью, которая столь обычна в Провансе. Неведомо каким образом поднялся мистраль и очистил небо еще быстрее, чем ретивая служанка обметает потолок с помощью швабры. Мгновение спустя снежно-белая луна воцарилась среди десяти тысяч звезд, которые сверкали, как такое же количество изумрудов, сапфиров, рубинов и бриллиантов.
В «Цесарке» начался ужин в сочельник. Завсегдатаи понемногу прибывали небольшими группами. Собравшийся в одиночестве поужинать посетитель поздравил, садясь за столик, подбежавшего хозяина, который ожидал заказа:
– Вам повезло! Хорошая погода наступила как раз вовремя, чтобы всем захотелось прийти к вам!
Но Цесарочник – так называл его запросто весь город – стал уверять, что никакой такой удачи нет:
– Нет, нет, капитан!.. Ничего подобного. Теперь уже слишком поздно! Те, которые возвратились домой, уже «влезли в пижамы и шлепанцы». Их уже не заставить натянуть снова пиджак и сапоги. А те, которые уже улеглись с малюткой, а? Уж не вы ли вытащите их ко мне за ноги?
26
Квадратная башня является лучшим украшением Мурильона. Это семиэтажное здание с черепичной кровлей. Ни один мурильонский старожил не припомнит, чтобы Квадратная башня когда-нибудь отправлялась ужинать к Маргассу.