— Да ты продолжай, — кивнул я. — Я внимательно слушаю.
— Аха, я и говорю, — оскалился таксист. — Прежний-то был что надо. Чекист — сразу власть чувствуется. И одевался нормально — костюм, галстук, плащ. А этот… в кожаной куртке!!! Ты подумай, а! В кожанке, как байкер какой-нибудь!
— Знаешь… — протянул я. — Здесь налево, во двор. Сдается мне, что этот вопрос согласован на самом высоком уровне. Направо поверни… опять направо…
И вот я дома. Видавшая виды 24Т остановилась перед моим блестящим лаком Lexus IS300. Расплатившись с водилой, закрыв с третьего хлопка дверь, я зашел в подъезд. В груди что-то екнуло. Очередное предчувствие, или уже паранойя? Я прислушался к своим ощущениям. Беспокойство лишь нарастало. Да нет, не бывает так, чтобы в третий раз за день какая-нибудь фигня случилась. Подгоняемый недобрыми подозрениями, не дожидаясь лифта, я пулей взлетел по лестнице на четвертый этаж, достал из кармана ключницу, отработанным движением отщелкнул кнопку и откинул нужный ключ. Вставил его в скважину, глубоко вздохнул, и открыл дверь.
Я видел наводнения — приходилось. И в Германии, и в Польше, и в Луизиане. В Краснодарском крае — тоже. По телевизору, но видел. Так что имел некоторое представление. Но чтобы у себя в прихожей!
Пол скрывался за равномерным слоем воды. Хм! Как будто слой воды неравномерный бывает… Два белых парохода с лейблом "adidas" дрейфовали в сторону балкона. Чуть поодаль из-под воды торчала корма красных босоножек, а дальше плыл огромный айсберг пены. Где-то в глубине квартиры грохотал водопад.
— Бля… — прошептал я. — Это какая-то уличная магия.
Осторожно ступая по болоту, придавив ботинком к грунту розовые стринги, я продрейфовал в ванную. Каждый год поздней осенью наступает такой момент, когда я выглядываю в окно и тихо офигеваю. Земля, которая еще вечером была нормального цвета грязи, за одну ночь становилась белая, как простыня. На самом деле — величественное зрелище! Вот и сейчас я офигел, когда увидел ванную, еще утром бывшую цвета морской волны, а теперь — в белых перьях пены. Нет, пена не висела гроздями и не сбивалась в кучу — она просто растеклась по всей комнате, и порывалась сбежать за ее пределы.
— Твою ж мать! — уже в который раз за день произнес я, закручивая краны.
Кто-то мне за это ответит. Уже наплевав на сохранность штанин, я прошлепал в спальню. Здесь, как и ожидалось, натянув одеяло до самого подбородка, на кровати сидела вчерашняя шалава. Невинно хлопая ресницами, она подняла на меня свои большие удивленные глаза.
— Так, — рыкнул я.
— Леша, я нечаянно! — залепетала она. — Хотела набрать воды искупаться, и уснула.
— Так, — повторил я. — Ты кто?
— Я? — тон девушки моментально изменился. — Я — Роксана, — произнесла она, грациозно потянувшись.
— Роксана??? — усмехнулся я. — А между ног — Маруся Марусей. Деточка, ты как за все это расплачиваться собираешься? Твоих десяток за ночь здесь знаешь, сколько надо?
— А никак!
— Здрасти, Маруся, приехали! С чего это никак-то?
— А мне еще восемнадцати нету! — ответила пиглица.
— Чего? — удивился я. — Вчера же двадцать два было?
— Мне шестнадцать… с половиной.
— То-то и заметно, — протянул я. — К двадцати двум пора бы сиськи и побольше отрастить.
— Слушай, ты! — воскликнула Роксана, не забыв ладонями смерить размер своего бюста. — Я, знаешь, с кем трахалась?
— Да мне до апельсина. Проваливай.
— Как? Не искупавшись, не накрасившись? — испугалась девочка.
— А ну быстро! — проорал я.
Сообразив, что шутки кончились, малолетняя шалава, схватив в охапку свои вещи, вылетела из комнаты. Еще через секунду ее топот смолк, и о девочке напоминал лишь чулок, свисающий с бра.
Это звездец какой-то! Взяв с тумбочки полупустую бутылку Baccardi, щелчком большого пальца отвинтив пробку, я приложился к горлышку. Через несколько глотков стало заметно лучше. Отдышавшись, я посмотрел на бутылку. До дна оставалось всего пара сантиметров — чего уж там? Задрав к потолку донышко, я влил в себя остатки, и почувствовал себя совершенно замечательно.
Из коридора донесся всплеск воды. Неужели, рискнула за чулком вернуться? Взвесив в руке бутылку, развернувшись, я приготовился метнуть снаряд в лоб надоедливой шлюхи.
Но в дверях стоял совершенно незнакомый плюгавый мужичонка в потертом совдеповском костюме, с очками диоптрий на пять, лысиной, окаймленной редкими волосами и совершенно заурядным, совершенно обычным, невыразительным лицом. Его скулы ритмично работали, перемалывая жвачку, а в руке он держал нечто, завернутое в грязную рваную тряпку.