— Хитро придумано. При обыске не найдешь. Кто польститься на мутные огурцы? Там их много?
— Тут всё, я остальные банки перебил — голяк. И что нам с ними делать? — спросил Юрий.
— Ну, есть три варианта. Первый — отдать хозяину.
Юрий хмыкнул.
— Сначала надо его поймать.
— Вот именно, — согласилась Валентина. — Второе — отдать государству.
— Ну, для этого государству надо поймать нас.
— Вот именно, — снова подтвердила Серова.
— А третий вариант? — спросил Юрий.
— А для третьего варианта надо выпить, — решила Валентина.
Как может холодная водка греть в холодный день, Юрий не мог понять с бурной юности, но этот закон природы действовал безотказно. Выпив, Валентина продолжила разбор вариантов.
— Третий вариант, Юра, поделить награбленные этим бандитом деньги между собой. Я тут прикинула — здесь баксов на две полноценных квартиры. Так что, можно будет хорошо приподняться. Так, что ли, говорят эти, крутые?
— Именно так.
— И как тебе такая мысль?
— Она мне нравится. Чтобы её осмыслить, надо выпить ещё.
— Точно!
В который раз Астафьев убедился, что водка может делать с людьми чудеса. Юрий не думал, что Серова может быть такой смешливой, раскрепощенной. Она стрельнула у Юрия сигаретку и через полчаса начала рассказывать пикантные анекдоты. Он, в свете свечи, даже как-то привык к её внешним данным, а когда Валентина достала из сумки вторую бутылку водки, Астафьев назвал её богиней. Застолье кончилось тем, что они буквально рухнули в кровать, и начали, хихикая, сдирать с друга друга верхнюю одежду. К удивлению Юрия Валентина оказалось далеко не девочкой, а по манере и темпераменту, женщиной даже с немалым опытом.
Водка не антифриз, всю жизнь греть не может. Они проснулись через какие-то полчаса, торопливо натянули на себя верхнюю одежду, и снова попробовали уснуть, прижавшись друг к другу. Эта дремота продолжалась недолго. Убедившись, что уснуть не удастся, Валентина, вздохнув, спросила Юрия: — Холодно. И водка кончилась.
— Ты что будешь делать со своими деньгами? — спросил Юрий.
— А ты не понял? Куплю себе отдельную квартиру. Наконец-то хоть поживу для себя, без этих вечных соседей по коммуналке, по общаге. В тридцать два хочется уже определиться. Если будет жильё, то можно будет подумать и о ребёнке.
Она, столь же внезапно заговорила о другом.
— У тебя пистолет где?
— Да вот он, в кармане. А что?
— А то, что я подумала, что он теперь точно придёт сюда.
— Гонщик?
— Да.
— За деньгами?
— Именно за ними.
— А почему он раньше за ними не пришёл?
— Не знаю. Может, он знал, что его тут будут пасти. Всё же этот дом записан за ним.
Они поболтали ещё немного, потом Юрий почувствовал, что его припирает мочевой пузырь.
— Так, пойду-ка я, схожу вниз.
— Сходи, но не засиживайся там.
— На ведре? Шутница.
— Да, кто тебя знает? Примёрзнешь ещё.
Юрий спустился вниз, зашёл в туалет, и, когда самый естественный процесс был в самом разгаре, он вдруг услышал, как сзади что-то тихо звякнуло. Он подумал, что это Валентина, но, когда, застегнув ширинку, вышел в зал, неожиданно вспыхнул свет. Юрий на секунду зажмурился, а когда снова открыл глаза, понял, что попал в очень нехорошее положение. В дом пожаловал его хозяин.
Гонщика шёл в свой дом смело, его ввёл в заблуждение девственный снег на участке, но, войдя в дом, он сразу почувствовал свежий запах сигарет, и небольшое, но тепло. Вытащив пистолет, он нашарил на стене выключатель, и зажёг свет. Так что, Астафьев сразу предстал перед ним во всей красе: небритый парень с растерянным лицом. Парень был ему знаком, и Коля улыбнулся: он его узнал.
— А, это ты тут, снова мне попался, салага ментовская. Вот и снова мы с тобой встретились. Давно тут сидишь?
— Давно, — пробормотал Астафьев, осторожно засовывая руку в правый карман. К его изумлению, он оказался пуст. Юрий ещё размышлял над этим феноменом, когда Гонщик прикрикнул на него.
— Ну-ка, вытащи руку из кармана!
— Да нет у меня тут ничего, — признался Юрий. — Пистолет я наверху оставил.
Гонщик прислушался. Астафьев давно уже засёк одну неприятную черту этого его дома: у него жутко скрипели полы. Соколов ещё немного послушал, сверху не доносилось ни звука.
"Что там Валька, спит, что ли до сих пор"? — подумал Астафьев.
— Сколько вас тут? — спросил Гонщик.
— Да, один я. Не ждали тебя тут. По деревням все разбежались. А меня вот, сюда послали.
Гонщик засмеялся.
— Что, облажались, мусора. Я не дурак, соваться в капкан. Заждался, поди.
— Ага, все огурцы твои съел, пока ждал.
У Гонщика веселье сразу слетело с лица.
— Ты, на что, это, сука, намекаешь?
— Да ни на что.
— Какие огурцы ты там жрал?
— Да, всякие, даже мутные.
Соколов сделал два быстрых шага вперёд, и резко ударил Астафьева кулаком по лицу. Тот полетел назад, с грохотом свалил стол, полетела, лопаясь, посуда. В боксе это состояние называется нокдауном. Юрий, вроде бы, соображал, но двигать руками и ногами не мог, а мир качался вокруг него, как корабль во время шторма. Гонщик схватило его за лацкан куртки, и помог встать на подгибающиеся ноги. Потом он ударил его кулаком под дых.
— Ты, сморчок, где мои баксы?! Я же тебя сейчас буду убивать долго и упорно!
Юрий после всех этих процедур отвечал вяло.
— Баксы? Баксы наверху. Хотел я их себе оставить. Не делиться ни с кем.
— Ну, если их там не будет, я тебя по кусочкам разрежу, — прошипел Гонщик, и ещё раз ударил Астафьева. В этот раз он отлетел ещё дальше, и единственное, что смог сделать, это приподнять голову, и следить за тем, как хозяин дома поднимается на второй этаж. Когда его голова поднялась над уровнем пола второго этажа примерно на полметра, Соколов увидел перед собой, совсем близко, дуло пистолета. Юрий видел только концовку этой сцены. Раздался грохот выстрела, потом тело Гонщика полетело назад, и с шумом приземлилось у самого подножья лестницы. Сверху, не очень сильно торопясь, спустилась Валентина. Первым делом она помогла подняться Астафьеву. Глянув на его лицо, она покачала головой.
— Да, здорово он тебя отделал. Ужас!
Усадив Астафьева в кресло, Валентина начала обмывать его лицо холодной водой.
— Ты поняла, когда я сказал про пистолет? — спросил Юрий.
— Конечно. Я его тут же нашла, но боялась встать. Этот чёртов скрипучий диван, а тем более — пол…
— Вот и я про это тоже думал.
— Мы уже хорошо понимаем друг друга. Теперь давай думать, что будем говорить начальству?
— А что говорить? Что задние выполнено, что Гонщика взяли. Правда, чуть-чуть покорёженным. Всего одна дырка, во лбу, а так почти целый.
Уже сообщив по рации Колодникову обо всём происшедшем, Астафьев подошёл, чтобы подняться на второй этаж. При этом ему пришлось перешагивать через тело Гонщика. Пуля попала точно в середину лба Соколова, и Астафьев в который раз поразился силе воли этой не очень красивой женщины.
— Юра, но про доллары все наши намерения остаются в силе, — сообщила ему Валентина, засовывая в сумку зелёные пачки.
— Хорошо, — согласился Юрий. Ему сейчас хотелось только одного — покоя.
Сначала Астафьева хотели наказать, ведь был приказ взять Гонщика живым. Но разбитое лицо лейтенанта говорило о том, что тот пытался сделать именно это. Да и Валентина взяла всю вину на себя, сообщив в родной прокуратуре, что застрелила подозреваемого только для того, чтобы спасти жизнь милиционеру.
— Пистолет случайно отлетел ко мне под ноги, и я выстрелила, практически не целясь, — рассказывала она сказки своим коллегам. — Кто ж знал, что я так удачно попаду.
Вскоре оказалось, что нужда в таком ценном свидетеле отпала, так как полковник Богачёв внезапно умер в Москве, в следственном изоляторе. Поговаривали, что эта смерть была на руку каким-то более высоким чинам, но это говориться каждый раз, как дело доходит до внезапной смерти цветущего мужчины с железным здоровьем. Как бы то ни было, но Юрия не наказали, а даже объявили благодарность, первую в личном деле, после двух выговоров.