Въ дверяхъ раздался легкій стукъ. Она невольно вздрогнула, дрожь невольно пробѣжала по всему ея тѣлу и мысль о грѣхѣ здѣсь и тамъ, какъ молнія, мелькнула въ ея головѣ.
— Войдите, — громко сказала она, какъ бы желая звукомъ своего голоса отогнать далеко прочь мелькнувшую въ ея головкѣ мысль о грѣхѣ здѣсь и тамъ.
Онъ вошелъ. Она посмотрѣла на него — и ея невольный страхъ, невольныя мысли о грѣхѣ, о послѣдствіяхъ грѣха здѣсь и тамъ — пропали, ушли, какъ будто ихъ и не было никогда, какъ будто ихъ и не могло даже, быть, какъ будто онѣ и не могли даже пронестись надъ ней хотя моментально, хотя вдали и хотя чуть-чуть затронуть ее. Онъ былъ во фракѣ, при звѣздѣ, въ бѣломъ галстукѣ и свѣтлыхъ перчаткахъ; онъ былъ совершенно спокоенъ — солидность, сила, власть лежали густо на его лицѣ, въ его осанкѣ, въ его движеніяхъ, — и весь онъ прогонялъ, уничтожалъ уже возможность страха, робости, опасности, если идти съ нимъ рука объ руку по какому бы то ни было скользкому пути.
— Я ожидаю васъ, — невольно, не имѣя силъ владѣть надъ ими мыслями, сказала она и закраснѣлась, какъ маковъ цвѣтъ, стыдливо опустила глаза, какъ сама невинность.
Онъ дружески-свободно сперва пожалъ, а потомъ поцѣловалъ руку, поцѣловалъ просто, коротко, какъ цѣловалъ бы руки родной матери или сестры, и только въ голосѣ, съ которымъ, началъ говорить, да въ довольной, чуть-чуть замѣтной улыбкѣ видно было, что онъ счастливъ отъ ея словъ, понялъ искренность ихъ.
— Простите, если проскучали. Эти праздники отнимаютъ много времени на пустяки. Первый день — визиты мужчинъ, второй день — дамскіе визиты, а къ третьему дню скопилось страшно много дѣлъ… Еще разъ простите, но я только къ восьми часамъ покончилъ съ дѣлами.
Онъ слегка пожалъ ей руку.
— Неужели генералъ не можетъ располагать своимъ временемъ? — съ удивленіемъ спросила она, а ея бархатные глаза кокетливо-недовѣрчиво поднялись на него.
— Да, — опускаясь въ кресло противъ нея и болѣе протяжно отвѣтилъ онъ. — Еслибы вы сказали мнѣ, еслибъ я зналъ, что вы скучаете, я бы пріѣхалъ ранѣе, во всякое время, когда вамъ было бы угодно… Я бы только отложилъ свои дѣла, просидѣлъ бы надъ ними ночью, легъ бы спать позднѣе на часъ-другой, чѣмъ обыкновенно.
Ея бархатные глаза продолжали смотрѣть на него вопросительно и удивленно.
— Я отношусь къ моей службѣ серьезно! — болѣе громко и съ гордымъ сознаніемъ величія исполняемаго имъ долга продолжалъ онъ. — Вѣдь на мнѣ лежитъ забота о цѣлой губерніи съ населеніемъ почти въ два милліона! Я привыкъ считать тяжелымъ грѣхомъ легкое отношеніе къ службѣ… Но еще разъ простите: я не зналъ, что вы однѣ и скучаете, — болѣе мягко закончилъ онъ и опять поцѣловалъ ея руку.
— Я ранѣе отпустила сестру… Мнѣ такъ хотѣлось, сильно хотѣлось…. видѣть… хотѣлось остаться одной… Мнѣ хотѣлось думать о многомъ; но, когда уѣхала сестра, мысли не шли… и я все дожидала…
Она почувствовала его горячее пожатіе ея руки, ея бархатные глаза робко поднялись на него и смотрѣли добрымъ, ласковымъ и какъ бы умоляющимъ о прощеніи взглядомъ, — умоляющимъ простить ее за то, что она не имѣетъ силы сдерживать свои мысли, что она невольно говоритъ о томъ, что, обыкновенно, дѣвушки ея лѣтъ привыкли скрывать… Онъ смотрѣлъ на нее полными любви глазами и все болѣе и болѣе крѣпко и горячо сжималъ ея руку… Она не отнимала своей руки, ея головка стыдливо опустилась…
— Красавица вы моя! — громко и горячо сказалъ онъ и, поднявшись съ кресла, сталъ противъ нея, жалъ порывисто ея руки, приподнялъ ее съ дивана и, страстно обхвативъ ея станъ, припалъ горячими устами съ ея лицу.
. . . . . . .
А двѣ свѣчи на столѣ горѣли какъ прежде и ихъ свѣтъ отражался по-прежнему отъ всего блестящаго. А самоваръ еще тише, мягче и съ перерывами шумѣлъ, какъ старушка няня, погрузившись въ дремоту, сквозь сонъ, по привычкѣ продолжаетъ съ перерывами произносить слова сказки… Заснула няня и ничего не слышала она……
ГЛАВА VI
Жена уѣхала. Мужъ добровольно уступаетъ ее любовнику, а любовникъ не хочетъ. — Корреспонденція «С.-Петербургскихъ Вѣдомостей». — Не правда ли, какъ я глупа?… — Мужъ и любовникъ пишутъ письма
Софья Михайловна выѣхала изъ города во вторникъ на Ѳоминой недѣлѣ, чтобъ объѣхать всѣ имѣнія, принадлежащія ей и ея мужу, сдѣлать имъ генеральный смотръ передъ началомъ полевыхъ работъ и сдѣлать нѣкоторыя распоряженія, придуманныя ею и измѣняющія нѣсколько прежній ходъ хозяйства. До сихъ поръ она старалась поставить на самую лучшую ногу имѣнія, но ходъ работъ и система хозяйства оставались все тѣ же, что и до «Положенія»; теперь ей захотѣлось идти далѣе впередъ, начать постепенно измѣнять самую систему хозяйства и на первый разъ, въ текущемъ году, ввести травосѣяніе.
Вмѣстѣ съ Софьей Михайловной уѣхала и Катерина Дмитріевна, чтобъ избрать по своему вкусу одну изъ усадьбъ мачихи или отца и начать въ ней свой первый практическій опытъ въ педагогіи, обучать крестьянскихъ ребятишекъ русской грамотѣ. Софья Михайловна старательно обдумала и обстоятельно подготовила планъ, средства и наиболѣе практическій путь для введенія травосѣянія, и уѣзжала изъ города съ полнымъ сознаніемъ пользы и успѣха травосѣянія. Катерина Дмитріевна тоже старательно обдумала и приготовилась въ обученію крестьянскихъ ребятишекъ грамотѣ, запаслась букварями, карандашами, бумагой, перьями, чернилами, педагогическими книгами и всѣмъ, что ей только казалось нужнымъ для успѣха дѣла, но она не ясно сознавала пользу самаго дѣла, не была увѣрена въ своихъ силахъ для дѣла, боялась и трусила перваго опыта. Это неодинаковое отношеніе къ пользѣ и успѣху дѣла отражалось во время отъѣзда и во всю дорогу на лицахъ обѣихъ дамъ: одна — покойная, какъ всегда, другая — то грустная, то веселая, то сосредоточенно-молчаливая, то весело разговаривающая, смотря по тому, что брало верхъ въ ея головѣ: недовѣріе къ себѣ и къ своему дѣлу, или, напротивъ, вѣра и въ то, и въ другое. Но какъ во время выѣзда, такъ и всю дорогу обѣ дамы ни разу не вспомнили объ оставляемыхъ ими въ городѣ лицахъ и о своихъ отношеніяхъ къ нимъ.
Дмитрій Ивановичъ остался въ городѣ, такъ какъ земство и, главное, желѣзная дорога удерживали его еще недѣли на двѣ, на три въ немъ. Софья Михайловна должна была окончить свой объѣздъ именно къ тому времени, когда покончатся его дѣла земскія и желѣзнодорожныя, и тогда они вмѣстѣ уѣдутъ на все лѣто въ одно изъ наиболѣе близкихъ къ городу имѣніе, какъ наиболѣе удобное по помѣщенію, какъ имѣющее все, что дѣлаетъ деревню лѣтомъ раемъ, и какъ такое, изъ котораго скоро и удобно, по шоссе, Дмитрій Ивановичъ можетъ раза три-четыре въ мѣсяцъ навѣдаться въ городъ по дѣламъ земства и желѣзной дороги.
Дмитрію Ивановичу не было особенно скучно послѣ отъѣзда жены и дочери: домашній комфортъ, вслѣдствіе порядка, заведеннаго Софьей Михайловной, сохранился въ томъ же видѣ, какъ и при ней. Правда, въ кабинетѣ не было теперь у него помощницы, но онъ теперь мало бывалъ въ немъ, проводя все свое время въ земствѣ и въ собраніяхъ новыхъ строителей дороги, а домой являлся только обѣдать и спать. Да и обѣдалъ и ночевалъ онъ, послѣ отъѣзда дамъ, все время не одинъ, а приводилъ съ собою, изъ поздно кончавшихся засѣданій строителей, одного или двухъ изъ нихъ.
Въ субботу, на четвертый день послѣ отъѣзда жены и дочери, Дмитрій Ивановичъ получилъ письмо, въ которомъ Кожуховъ спрашивалъ: въ какой день и часъ онъ можетъ повидаться съ «глубоко-уважаемымъ Дмитріемъ Ивановичемъ», чтобы переговорить объ одномъ очень важномъ дѣлѣ. «Я знаю, — говорило» далѣе въ письмѣ,- какъ вы сильно преданы дѣламъ земства и земской желѣзной дороги, — знаю, какъ эти дѣла поглощаютъ почти все ваше свободное время; но я надѣюсь, что вы не откажетъ въ моей просьбѣ, такъ какъ дѣло, о которомъ мнѣ необходимо съ вами переговорить, касается спокойствія дорогаго для насъ обоихъ лица. Дмитрій Ивановичъ былъ очень удивленъ письмомъ Кожухова и въ тотъ же день отвѣтилъ ему, что завтра, т. е. въ воскресенье, отъ 10 до 12 часовъ утра онъ къ услугамъ Кожухова, что назначаетъ этотъ именно день, какъ свободный отъ присутствія, и что онъ «всегда готовъ сдѣлать все, что можетъ облегчить жизнь ближняго вообще, а дорогихъ ближнихъ въ особенности». Дмитрій Ивановичъ не зналъ о любви его жены и Кожухову: она ничего не говорила ему, а онъ рѣшительно ничего не могъ замѣтить, что намекало бы на ихъ любовь. Правда, холостые мужчины часто бывали въ его домѣ, но вѣдь у него дочь-невѣста. Правда, Кожуховъ чаще всѣхъ остается въ гостиной съ глазу на глазъ съ его женой, разговариваетъ чаще всего съ нею, сопровождаетъ ее во время катаній за городъ; но вѣдь она ѣздила кататься всегда съ дочерью, а съ глазу на глазъ съ Кожуховымъ она остается только тогда, когда дочь играетъ въ залѣ на фортепіано или разговариваетъ тамъ съ другими гостями: вѣдь нельзя же всѣмъ холостымъ только и быть при дочери, сидѣть и разговаривать только съ дочерью. Правда, что о любви Софьи Михайловны къ Кожухову знали многіе и многіе въ городѣ часто подтрунивали и сплетничали надъ нею, да и Софья Михайловна сама любила часто и не стѣсняясь подтрунить надъ городскими остротами и сплетнями надъ ней; но вѣдь не весь же городъ зналъ и вѣрилъ въ ея любовь къ Кожухову, а мужъ всегда послѣднимъ узнаетъ объ измѣнѣ жены, о нѣкоторыхъ тревогахъ и волненіяхъ сердца жены. Правда, что Дмитрія Ивановича все-таки очень удивило письмо Кожухова, что ему, почему-то, было очень тяжело послѣ прочтенія письма; но онъ скоро успокоился, подумавъ, что, вѣроятно, Кожуховъ хочетъ просить у него руки его дочери, что, вѣроятно, онъ не переговорилъ еще объ этомъ съ дочерью, а съ нимъ первымъ желаетъ объясниться.