Всѣ эти мужчины были холостые. Хозяина не было дома, а хозяйка въ гостиной разсматривала, съ карандашомъ въ одной рукѣ и съ большими костяными счетами возлѣ другой, — какія-то книги.
Когда Кожуховъ снималъ въ прихожей пальто, и лакей отправился доложить о немъ, въ залѣ раздавались послѣдніе аккорды шопеновской пьесы, а когда Кожуховъ вошелъ въ залъ, дѣвушка встала изъ-за фортепіано.
— Добрый вечеръ, Катерина Дмитріевна! стройно подходя въ дѣвушкѣ и кланяясь только головой, говорилъ Кожуховъ гортаннымъ голосомъ, при которомъ слова и фразы слышатся отчетливо, который такъ нравится молодымъ дамамъ за солидность и внушительность и который не очень нравится молодымъ дѣвушкамъ, такъ какъ ихъ чуткое ухо слышитъ въ подобномъ говорѣ искусственность, самоувѣренность, насмѣшку. — Извините, если помѣшалъ, но вы позвольте мнѣ сѣсть, слушать и восхищаться вашей прекрасной игрой. Какъ ваше здоровье?
— Благодарю! Я здорова, подавая руку, отвѣчала дѣвушка.
— Дмитрій Ивановичъ и Софія Михайловна, надѣюсь, тоже здоровы? пожавъ слегка руку дѣвушки, сказалъ Кожуховъ и потомъ подходилъ къ мужчинамъ и безъ словъ и поклоновъ подавалъ имъ руку. Господину Львову онъ только едва кивнулъ головою.
— Благодарю, папа и мама здоровы! Папа нѣтъ дома, но онъ скоро придетъ, а….
— А хозяйка оставила скучную провѣрку счетовъ и въ полномъ здоровья выходитъ къ гостямъ, громко прервала Софія Михайловна рѣчь падчерицы, плавно выходя изъ гостиной. — Здравствуйте, Петръ Ивановичъ! подавая руку подошедшему къ ней Кожухову, продолжала хозяйка. — Выскажется, знакомы не со всѣми молодыми кавалерами?
— Со всѣми, кромѣ…. пожимая руку хозяйки, и пожимая болѣе крѣпко, чѣмъ онъ жалъ руку дочери, сказалъ Кожуховъ.
— Кромѣ нашего новаго педагога, — правда? Господинъ Львовъ! Хотите познакомиться съ Петромъ Ивановичемъ Кожуховымъ, правою рукой нашего губернатора?
Господинъ Львовъ въ это время высказывалъ дѣвушкѣ свое восхищеніе отъ ея игры, но услышавъ зовъ хозяйки, быстро подошелъ къ ней.
— Очень пріятно будетъ, сказалъ онъ ей въ отвѣтъ и кланялся, съ шарканьемъ ногами, Кожухову, который молча и безъ поклона, подалъ ему руку.
— Я васъ, господинъ Львовъ, должна немного подробнѣе познакомить съ Петромъ Ивановичемъ, также громко продолжала хозяйка. — Вы, вѣроятно, уже слышали, а если не слышали, та скоро услышите, что Петръ Ивановичъ влюбленъ въ меня, а я въ него, и что мы…. впрочемъ, довольно съ васъ; подробности вамъ не замедлятъ сообщить.
Господинъ Львовъ улыбался и слегка кланялся за вниманіе и довѣріе въ нему хозяйки.
— Вы недавно пріѣхали? доставая платокъ изъ кармана позади сюртука, спросилъ Кожуховъ, какъ бы перемѣняя разговоръ и какъ бы давая замѣтить, что рѣчь хозяйки мало его интересуетъ.
— Только недѣлю, и не успѣлъ еще сдѣлать визитовъ всѣмъ, заслуживающимъ глубокаго уваженія. Вы позволите мнѣ завтра обезпокоить васъ своимъ посѣщеніемъ? отвѣчалъ Львовъ, кланяясь и улыбаясь.
— Какъ длинно, господинъ Львовъ! сказала хозяйка, не давая отвѣчать Кожухову, который только въ знакъ согласія кивнулъ головой. — У насъ, господинъ Львовъ, пожалуй, любятъ, когда говорятъ утонченно вѣжливо, но сами привыкли говорить коротко и просто.
— Господа! обращаясь во всѣмъ гостямъ, продолжала хозяйка. — Я явилась въ залъ не потому, что сердце сердцу вѣсть подаетъ, а потому, что готовъ чай и милости просимъ въ столовую.
Гости въ это время благодарили дѣвушку за игру и, каждый по своему, выражали восторгъ отъ ея игры, при чемъ Орѣцкій сказалъ: «о, да!» о, да! и крѣпко пожалъ руку дѣвушки, а Кречетовъ, совершенно молча, только еще болѣе крѣпко пожалъ ея руку. Послѣ словъ хозяйки, вслѣдъ за нею, пропустивъ дѣвушку впередъ, всѣ отправились въ столовую. Въ столовой всѣ усѣлись за большой круглый столъ. Хозяйка сама наливала чай, лакей разносилъ, и за столомъ завязалась оживленная бесѣда. Оживленіе всегда поддерживала хозяйка, давая тему, для разговора и бойкими вопросами вызывая на откровенное высказываніе отвѣтовъ.
— Разскажите, господинъ Львовъ, какъ вы нашли нашъ городъ? спросила Софія Михайловна Львова, который сидѣлъ рядомъ съ дѣвушкой и, слѣдовательно, вторымъ отъ правой руки хозяйки. За Львовымъ сидѣлъ Лукомскій, за нимъ — Орѣцкій, далѣе — Кречетовъ, потомъ — Вороновъ и, наконецъ, Кожуховъ — ближе всѣхъ къ лѣвой рукѣ хозяйки.
— Мнѣ очень понравился городъ, Софія Михайловна, отвѣчалъ Львовъ. — Когда я, подъѣзжая, смотрѣлъ на него изъ окна вагона, то невольно вспомнилъ Швейцарію, какъ рисуютъ ее на картинахъ. Это было утромъ, въ десять часовъ. Все такъ хорошо было видно: большой, старый и древній соборъ и кругомъ его, по холмамъ, разбросаны дома и домики, такіе чистенькіе, веселенькіе, и дымъ изъ ихъ трубъ струился тихой синенькой струйкой… Я долго любовался и думалъ, какъ въ этихъ домикахъ мать занята приготовленіемъ къ обѣду, дочери играютъ на фортепіано, читаютъ, шьютъ…. отецъ на службѣ, а сыновья въ гимназіи, и я самъ не въ вагонѣ, а читаю математику въ классѣ…. Все это такъ хорошо представлялось мнѣ, что я даже, какъ будто, слышалъ стукъ ножей въ кухнѣ домиковъ, игру милой дѣвушки на фортепіано, мелодичное чтеніе стиховъ…. Мнѣ было досадно, когда поѣздъ сталъ и нужно было выходить.
— О, да! сказалъ Орѣцкій.
— Восхитительно! какъ бы поддерживая Орѣцкаго, сказала хозяйка.
— И знаете-ли, Софія Михайловна, началъ Лукомскій, скоро и почти безъ интонаціи въ голосѣ,- когда я въѣзжалъ въ С-нскъ, онъ тоже вызвалъ во мнѣ воспоминаніе о Швейцаріи, гдѣ мнѣ приходилось быть во время моего студенчества. А въ заключеніе, у меня тоже явилось прекрасное представленіе о жителяхъ города. Я думалъ: здѣсь хорошо быть прокуроромъ, — прекрасная панорама города кладетъ мягкій колоритъ на преступленія его жителей!
— О, да! о, да! поддакнулъ болѣе горячо Орѣцкій.
— Счастливые новые суды и ихъ двигатели! съ замѣтною грустью въ голосѣ, но еще болѣе гортанно, началъ Кожуховъ. Ихъ дѣло не чуждо поэзіи, они работаютъ, наслаждаясь игрою страстей предъ глазами, слушая ораторскую импровизацію!.. Въ заключеніе, положимъ, тоже Сибирь, но съ торжествомъ правды съ попраніемъ порока. Ахъ! вздохнулъ онъ громко.
— О, да! О, да! опять со стороны Орѣцкаго.
— Когда они въѣзжаютъ въ городъ, продолжалъ Кожуховъ, — то прекрасная панорама города нашептываетъ имъ мысли о ихъ прекрасной службѣ. Природа въ союзѣ съ ними! А я, когда лѣтъ пять назадъ, въѣзжалъ въ нашъ городъ, такъ, подъ вліяніемъ его красивой панорамы, говорилъ: хорошо, очень хорошо! Но я буду любоваться твоей природой, городъ, если тобою правитъ губернаторъ умный человѣкъ; и буду презирать тебя, убѣгу, отрясу прахъ съ ногъ своихъ, если твой начальникъ губерніи злой, несправедливый человѣкъ!
— О, да! О, да! О, да! очень горячо поддакивалъ Орѣцкій.
— Я желаю знать мнѣніе всѣхъ о нашемъ городѣ. За вами очередь, князь, живо сказала хозяйка. — Я не спрашиваю господина Орѣцкаго, такъ какъ онъ высказываетъ свое мнѣніе при отвѣтахъ другихъ….
— О, да! слабо поддакнулъ Орѣцкій.
— Городъ, какъ масса русскихъ городовъ, построенныхъ на возвышенномъ берегу рѣки, серьезно и какъ бы немного брюзгливо началъ Кречетовъ. — На него похожи Смоленскъ, Нижній, Курскъ, Горбатовъ, село Павлово, мѣстечко Столбцы…. Безъ смысла въ архитектурномъ, гигіеническомъ, пожарномъ и такъ далѣе отношеніяхъ, собраны въ кучу пять-шесть, или десятокъ-другой церквей, и вокругъ нихъ, какъ деревья въ лѣсу, безъ порядка и удобства, разбросаны дома и домишки…. Это снаружи. А внутри, какъ во всѣхъ городахъ россійскихъ, полное отсутствіе политической жизни, малый, едва замѣтный интересъ къ литературѣ, большое развитіе и уваженіе къ службѣ, халуйству и безкритическому поклоненію ея жрецамъ…. И все и вся издаетъ тотъ характерный запахъ, который поэтъ назвалъ «характерною русскою смѣсью» — запахъ мусора, пыли и водки….