— И не сошлютъ, и не умрете, и все, Богъ дастъ, кончится благополучно. За это дѣло не только не сошлютъ вашего супруга, но еще начальство окажетъ ему нѣкоторое покровительство.
— Я васъ не понимаю…. Вы шутите?… серьезно спросила Анна Павловна, причемъ на ея глазахъ не было и признаковъ слезъ.
— Наисовершеннѣйшую правду говорю. Съ полиціей не шутятъ, а полиція и подавно шутить не любитъ!.. Дѣло въ томъ, милѣйшая Анна Павловна, что его превосходительство, губернаторъ, сегодня изволилъ говорить мнѣ, что до него дошелъ слухъ, будто вашъ супругъ дѣйствовалъ по подговору, даже по приказанію другихъ…. Ну, а чай, и вы знаете, что въ подговорщикѣ — вся вина. Подговариваемый и совсѣмъ правъ, если онъ состоитъ въ служебной зависимости отъ подговорщика…. Я вамъ прямо скажу, что если слухъ, дошедшій до его превосходительства, справедливъ, такъ ваше горе — наплевать, тьфу!
— Но я ничего не знаю, ничего не понимаю! Кто подговаривалъ и можно-ли доказать? серьезно и какъ бы сама себя спрашивала Анна Павловна, хотя глаза ея умоляюще смотрѣли на полицеймейстера.
— Я вамъ все разъясню, милѣйшая Анна Павловна…. Только вы слушайте внимательно, потому что вамъ нужно будетъ разъяснить все это муженьку. Правду, молъ, скрывать нечего, своя, молъ, рубашка ближе къ тѣлу….
— Я васъ слушаю, Филаретъ Пупліевичъ, нетерпѣливо, но умоляющимъ голосомъ сказала Анна Павловна.
— До губернатора дошелъ слухъ, внушительно и протяжно началъ полицеймейстеръ, — что почетный мировой судья, князь Король-Кречетовъ подговаривалъ….
— Это такой не очень красивый, но богатый и молодой? перебила полицеймейстера Анна Павловна.
— Вотъ, вотъ, онъ самый…. Такъ говорятъ, что вотъ этотъ самый, молодой, богатый и неженатый князь, подговаривалъ вашего муженька не вносить, въ опись старой водки и другихъ разныхъ рѣдкостныхъ вещей. Вы, говоритъ, господинъ приставъ, не вносите въ опись старой водки и рѣдкостныхъ вещей, а препроводите ихъ ко мнѣ; а себѣ, говоритъ, препроводите лошадей, экипажъ и тамъ еще кое-что, что найдете подходящимъ…. Ну, супругъ вашъ, какъ молодой и неопытный, и повѣрилъ. Да какъ не повѣрить почетному мировому судьѣ, богатому помѣщику, и притомъ князю?…
— Но правда-ли это? удивленно спросила Анна Павловна.
— Говорятъ, многіе говорятъ!.. Говорятъ, что и свидѣтели есть, какъ вашъ мужъ отправлялъ старую водку и древности разныя къ князю…. Словомъ, говорятъ, что это правда, что подговоръ былъ…. А коли правда, такъ вашъ муженекъ не при чемъ, а виноватъ во всемъ князь…. Такъ думаетъ и его превосходительство и говоритъ, что если подговоръ есть, то онъ, губернаторъ, вашего супруга, какъ вѣрнаго исполнителя чужихъ, хотя и злыхъ, распоряженій, возьметъ подъ свое покровительство.
— Такъ-то, милѣйшая барынька, впадая въ игривый тонъ, продолжалъ полицеймейстеръ, печалиться вамъ и нечего. Подъ покровительствомъ его превосходительства будете…. А вы ужъ тогда и меня не забудьте: замолвите вашими хорошенькими губками за меня словечко его превосходительству.
— Да правда-ли это, Филаретъ Пупліевичъ? спросила Анна Павловна, нѣжно смотря на полицеймейстера.
— Правда, правда сущая! Съ полиціей не шутятъ!..
— Князь такъ богатъ, — онъ бы могъ купить водку и древности, въ раздумьи какъ бы сама себѣ сказала Анна Павловна.
— Когда бы то онѣ еще продавались, а ему сейчасъ захотѣлось…. Да вы, Анна Павловна, вѣрно, не знаете, что старую водку любители на вѣсъ золота покупаютъ, да и то въ продажѣ ея нѣтъ. Тоже и съ древностями, антиками называются. Эти антики любители готовы воровать одинъ у другаго, даже убиваютъ на смерть другъ друга! Да-съ, объ этомъ даже романы есть очень интересные…. Ну, а князь Кречетовъ большой любитель…. Какъ ему не любить — богатъ, князь, не женатъ, молодъ!..
— Можетъ, это и правда…. Я ничего объ этомъ не знала…. Нѣтъ, это вы все смѣетесь, Филаретъ Пупліевичъ? желая вѣрить въ правду его словъ и узнать отъ него подробности, вопросительно и удивленно сказала она.
— Полиція не шутить! очень внушительно замѣтилъ полицеймейстеръ.
— Но, почему онъ самъ ничего не говорилъ? Объ томъ говорилъ, а объ этомъ нѣтъ!
— А можетъ онъ утаилъ отъ васъ? закуривая отъ лампы папиросу, равнодушно сказалъ полицеймейстеръ.
— Ахъ, правда, правда!.. Все можетъ быть. Прежде бы онъ не утаилъ, а теперь…. она опять прижала платокъ къ глазамъ. Вѣдь онъ пересталъ меня любить, Филаретъ Пупліевичъ!.. Прежде, въ первый годъ нашего замужества, онъ во мнѣ души не чаялъ…. Самъ учился держать экзаменъ, мнѣ книжки читалъ…. А потомъ…. Вѣдь онъ нѣсколько разъ не ночевалъ дома! Приходилъ пьяный! Онъ пересталъ меня любить!.. Можетъ и правда, что его подговорили? уже спокойно, какъ бы жалуясь полицеймейстеру, закончила она.
— Пустяки, барыня! Перемелется, — мука будетъ! затягиваясь папиросой и откинувшись на спинку кресла, равнодушно говорилъ полицеймейстеръ. — А вы вотъ что сдѣлайте! Я вамъ отъ души желаю добра, Анна Павловна, и совѣтую для вашей пользы, потому мнѣ жаль, когда такая, какъ вы, молодая, красивая и добрая барыня, терпитъ горе и нужду.
— Благодарю васъ! Я вамъ вѣрю, Филаретъ Пупліевичъ, нѣжно и отъ души сказала Анна Павловна.
— Вы его приласкайте. Скажите: прошлое, молъ, забыто. Твоя-де бѣда, исторія эта, заставила меня все думать о тебѣ. Сперва-де ненавидѣть тебя хотѣла, бросить, — да не смогла. Люблю, молъ, тебя, въ Сибирь съ тобой пойду…. Онъ и раскроетъ вамъ душу. А вы ему слухъ про Кречетова и подпустите, да потомъ и обдумайте вмѣстѣ, какъ дѣло повести, чтобы и оправдаться, ласку его превосходительства заслужить.
— Какой вы добрый, Филаретъ Пупліевичъ!
— А зачѣмъ быть злымъ? Ласковое телитце двухъ матокъ сосетъ. Вотъ и вы ласкою, да любовью его проймите. Я это потому говорю, что на самомъ себѣ испыталъ, какъ ласкою да любовью такъ и этакъ можетъ ворочать нашего брата такая красивая барынька, какъ вы. Женская любовь при красотѣ — бѣдовое дѣло, Анна Павловна! вздохнувъ и показывая руками, какъ хорошенькая барынька, вотъ такъ и этакъ можетъ ворочать нашего брата, серьезно сказалъ полицеймейстеръ.
— Вы, мужчины, это все комплименты намъ говорите, ухе улыбнувшись, сказала она.
— Нельзя и безъ комплиментовъ, особенно молодому человѣку. А намъ, старикамъ, есть о чемъ поговорить, кромѣ комплиментовъ. Комплименты эти сорвутся съ языка развѣ невзначай. Заговоритъ ретивое сердечно, застучитъ немножко посильнѣе, — ну, и вырвется съ языка комплиментъ.
— Ахъ, какой вы добрый, Филаретъ Пупліевичъ! Я скоро пожалѣю, что не пошла замужъ за пожилаго мужчину… Они такъ умѣютъ ласкать, нѣжить и дорожить женами!
— Этого жалѣть нечего. Стоитъ вамъ захотѣть, — и не то что я, а самъ губернаторъ будетъ у васъ ручки цѣловать. Хе, хе, хе! потирая руки, шутилъ полицеймейстеръ.
— Въ самомъ дѣлѣ? Ха, ха, ха! Онъ очень красивый, серьезный мущина… Но я такъ люблю мужа, грозя на полицеймейстера пальчикомъ, бойко говорила Анна Павловна. — Нѣтъ, вы мнѣ не говорите подобныхъ вещей!
— Я только къ слову, Анна Павловна. Мужа любить нужно, и Богъ, и законъ это приказываютъ, но мужа хорошаго. А за что мужа любить, если онъ не захочетъ себя избавить отъ наказанія, а жену отъ позора, если онъ не ночуетъ дома, если онъ пьянствуетъ? Такого мужа любить нельзя. Мужъ долженъ доставлять женѣ и приличное званію одѣяніе, и развлеченія разныя, не часто, а такъ въ мѣсяцъ разъ, другой: театръ, благородное собраніе, хорошее знакомство… и прочее тому подобное.
— Да, онъ не любитъ меня, и я не знаю, за что люблю его. Онъ такой умный, такъ хорошо говоритъ, могъ бы, какъ и другіе, доставлять удовольствія женѣ, если бы любилъ меня, опятъ жалобно говорила она.
— А вотъ вы его испытайте. И если онъ не захочетъ и себѣ, и вамъ сдѣлать добра, такъ скажите ему дурака и не любите больше. Что вамъ морить себя? Вы тогда мнѣ скажите, а ужъ я вамъ устрою…
— Благодарю васъ, подавая руку и съ чувствомъ сказала Анна Павловна. — Вы бы съ нимъ сами переговорили, Филаретъ Пупліевичъ, просящимъ голосомъ закончила она, немного помолчавъ.
— Послѣ васъ, послѣ васъ поговорю. Вы передадите мнѣ, какъ онъ приметъ разговоръ о Кречетовѣ, а тогда и я поговорю… А теперь, вы меня извините, долженъ васъ покинуть. Очень радъ, коли успокоилъ васъ, милѣйшая Анна Павловна, но далѣе оставаться, чтобы вамъ не было скучно, не могу: долгъ службы. Полиція не шутитъ!.. До пріятнаго свиданія, покойнѣйшей ночи, подавая руку и цѣлуя ея руку, говорилъ полицеймейстеръ.