— Нѣтъ. У дяди есть средства, но на его счетъ живутъ мать и сестры. У меня есть около трехъ сотъ рублей. Я хотѣлъ попросить васъ, Филаретъ Пулліевичъ, помочь мнѣ найти работу. Я принесъ показать вамъ мой гимназическій аттестатъ, — я съ медалью кончилъ гимназію, — и свидѣтельство института, въ которомъ прописано, какъ я занимался, чему учился и что исключенъ не за лѣность, — подавая бумаги, сказалъ Могутовъ.
Полицеймейстеръ взялъ бумаги. Онъ внимательно прочелъ гимназическій аттестатъ, въ которомъ сказано было, что Гордѣй Могутовъ, сынъ титулярнаго совѣтника, изъ дворянъ, окончилъ полный гимназическій курсъ, имѣя отъ роду восемнадцать лѣтъ, и на выпускномъ экзаменѣ оказалъ слѣдующіе успѣхи въ наукахъ (шелъ длинный столбецъ гимназическихъ наукъ и противъ нихъ прописано было: отлично и очень хорошо). Затѣмъ въ аттестатѣ говорилось, что Гордѣй Могутовъ, какъ лучшій по успѣхамъ и поведенію, награжденъ золотою медалью и можетъ безъ экзамена поступить въ университетъ. Въ свидѣтельствѣ института полицеймейстеръ прочелъ, что стипендіатъ 4-го курса, Гордѣй Могутовъ, исключенъ на основаніи § 28 и что оный, Могутовъ, въ первыхъ трехъ курсахъ изучалъ такіе-то (перечисленіе ихъ) предметы и съ такими-то успѣхами (отличные и очень хорошіе), а на четвертомъ курсѣ слушалъ такіе-то предметы (перечисленіе ихъ). Въ мастерскихъ, лабораторіи и чертежныхъ классахъ занимался отлично. Всѣ документы его, Могутова, выданы ему на руки, говорилось въ заключеніе институтскаго свидѣтельства. Эти документы полицеймейстеръ не сталъ читать, но перелистовалъ ихъ, подержалъ, свернулъ и, подавая ихъ обратно владѣльцу, спросилъ:
— Какую работу вы можете дѣлать?
— Могу, составлять чертежи построекъ заводскихъ и вообще жилыхъ; могу быть техникомъ на фабрикахъ; могу давать уроки по предметамъ гимназическаго курса и могу перепиской заняться.
— Хорошо. Я постараюсь пріискать. Понавѣдайтесь чрезъ день, два…. или подождите до субботы, — сказалъ полицеймейстеръ и даже подумалъ сейчасъ же, гдѣ бы найти для него подходящую работу.
— Я думалъ обратиться съ этою же просьбой къ Петру Ивановичу Кожухову. Какъ вы посовѣтуете, Филаретъ Пупліевичъ?
— Сходите, сходите. Это — прекраснѣйшій и умнѣйшій человѣкъ! Сходите.
— Извините, что обезпокоилъ васъ, — вставая, сказалъ Могутовъ.
— Вотъ что вы сдѣлайте. Я имѣю тутъ подъ городомъ имѣньице небольшое, хочу построить тамъ домишко. Попробуйте сдѣлать мнѣ рисуночекъ дома. Если сдѣлаете хорошо и не дорого, я вамъ заплачу. Вы не дорого запросите? — улыбаясь спросилъ полицеймейстеръ.
— Въ Петербургѣ за рисунокъ въ большой листъ ватманской бумаги бралъ пять рублей.
— Я пошутилъ насчетъ цѣны. Постарайтесь сдѣлать только хорошо. Составите хорошо, покажу губернскому архитектору: понравится ему — и онъ можетъ дать вамъ работу.
Могутовъ подробно началъ разспрашивать полицеймейстера о величинѣ дома, вкусѣ фасада, видѣ мѣстности и т. д. Полицеймейстеръ внимательно выслушивалъ вопросы и, вѣроятно, показались они ему толковыми, такъ какъ онъ подробно отвѣчалъ на нихъ и подробно развивалъ свою цѣль и свои вкусы. Оказалось, что ему нуженъ былъ домъ непремѣнно съ мезониномъ, съ террасою и балкономъ, выходящими на рѣку; что къ дому, прямо къ дому, долженъ примыкать амбаръ, вмѣщающій урожай съ десятинъ этакъ шестисотъ; что конюшни, на сорокъ лошадей, и скотный дворъ, на полтораста головъ скота, должны быть расположены напротивъ дома и недалеко; чтобы гумно и овинъ тоже были недалеко и противъ дома. Все должна быть каменное, не тѣсное, близко — „подъ руками“, далеко отъ огня, красиво, удобно и недорого.
— Вы не очень торопитесь, — прощаясь съ Могутовымъ, любезно говорилъ полицеймейстеръ. — Я въ этомъ году только матеріалецъ исподволь заготовлю, а строиться, коли Богъ приведетъ, развѣ на будущую весну начну…. Прощайте. А Петра Ивановича посѣтите, непремѣнно посѣтите. Это — умнѣйшій человѣкъ! Прощайте.
Могутовъ поблагодарилъ полицеймейстера за добрый совѣтъ и ушелъ.
Почти вслѣдъ за уходомъ Могутова къ полицеймейстеру вошелъ мужчина средняго роста, казавшійся низкимъ отъ его почти одинаковыхъ размѣровъ какъ въ вышину, такъ и въ ширину, съ круглымъ, опухшимъ лицомъ, щеки котораго закрывали и небольшой курносый носъ, и небольшіе, тусклые глаза. На немъ былъ синій, сборчатый у таліи, сюртукъ, высокіе сапоги и толстый шелковый платокъ, вмѣсто галстука; шейная золотая толстая цѣпочка часовъ, при ходьбѣ хозяина, плотно лежала на туловищѣ, какъ потому, что была очень массивна, такъ и потому, что тихо и плавно, какъ поповка „Вицъ-адмиралъ Поповъ“, двигался, правильнѣе плылъ, ея хозяинъ.
— Здравствуй, Мавръ Захаровичъ! — встрѣтилъ полицеймейстеръ гостя, подавая ему руку. — Какой такой случай заставилъ тебя съ этакимъ грузнымъ тѣломъ тащиться ко мнѣ? — ударяя лѣвою рукой по животу гостя и усаживая его въ кресло, спросилъ онъ потомъ.
— Здравствуйте и вамъ, — садясь и утирая платкомъ лицо, сиплымъ голосомъ сказалъ Мавръ Захарьевичъ Бибиковъ, лучшій каретникъ и 2-й гильдіи купецъ города С-нска. — Нужда, Филаретъ Пупліевичъ, заставила….
— Что такъ? Кто тебя обидѣть посмѣлъ? Неужели хозяйка плохо обѣдать стала давать?
— Экъ, Филаретъ Пупліевичъ, великъ мастеръ шутить!.. А похудаешь, ей-ей похудаешь!.. Ажно въ потъ бросаетъ! — утирая платкомъ лицо, говорилъ Бибиковъ.
— Ну, ты, того… отдыхай или отдыхни, какъ тамъ по-вашему, а я тѣмъ временемъ въ полицію схожу. Жрать-то, чай, хочешь?
— Пожрамши, Филаретъ Пупліевичъ. Благодарствуй. Испить бы — испилъ.
— Чаю нѣту, а водки погоди. Приду слушать немочь твою, такъ, глядя на тебя, можетъ и у меня вкусъ къ очищенной проявится.
Полицеймейстеръ ушелъ. Бибиковъ сидѣлъ, широко отодвинувъ одну ногу отъ другой и сутуловато держа голову вверхъ, такъ какъ шея у него была очень короткая и голова казалась прямо приставленной къ туловищу, отчего толстый платокъ, исполнявшій роль галстука, покрывалъ собою его затылокъ, а спереди самъ закрывался порядочной длины, рыжеватаго цвѣта, бородой. Онъ сидѣлъ покойно и только по временамъ утиралъ платкомъ потъ съ своего жирнаго лица, да очень часто позѣвывалъ во весь ростъ, причемъ правая рука его дѣлала крестный знакъ, гдѣ заставалъ ее зѣвокъ, и такъ какъ она почти все время лежала на ручкѣ кресла, то и крестила ручку кресла.
А полицеймейстеръ вошелъ въ канцелярію полиціи. Пройдя между столовъ на средину канцеляріи, онъ оглянулся на входную съ улицы дверь, мелькомъ посмотрѣлъ на стоявшихъ у дверей людей, подошелъ въ одному изъ столовъ канцеляріи и сѣлъ около него на старый клеенчатый стулъ. Какъ сама комната канцеляріи, такъ и ея меблировка были грязны, стары и издавали особенный, чисто полицейскій, запахъ. Среди человѣкъ пятнадцати, занимающихся у столовъ, только двое были въ полицейскихъ мундирахъ, а остальные — въ самыхъ разнообразныхъ штатскихъ; физіономіи у всѣхъ были некрасивыя, большинство — люди старые, съ неправильными толстыми носами, небритые и, вообще, очень гармонирующіе съ грязью, оборванностію и запахомъ канцеляріи. Среди этой атмосферы, этой обстановки, этихъ лицъ, чисто одѣтый полицеймейстеръ, съ довольнымъ, гладко-выбритымъ лицомъ, былъ „словно горлица бѣлая промежду сизыхъ, простыхъ голубей“; но налитыя темною кровью жилки на выпуклостяхъ его щекъ давали знать, что и онъ часто дышетъ этою атмосферой, живетъ отчасти жизнію этихъ людей.
Когда полицеймейстеръ сѣлъ, къ нему подошелъ одинъ изъ полицейскихъ въ мундирѣ.
— Что за люди? — спросилъ у него полицеймейстеръ, кивнувъ головой по направленію къ входной двери.
— Сапожникъ, Петръ Родіоновъ, арестованъ приставомъ первой части за драку на улицѣ и побои собственной его жены. Составленъ актъ для препровожденія къ мировому судьѣ,- отрапортовалъ полицейскій.
— Петръ Родіоновъ! — громко крикнулъ полицеймейстеръ.
Къ столу подошелъ плотный, средняго роста, мужчина, съ довольно красивымъ, но сильно обрюзглымъ лицомъ, съ синякомъ подъ однимъ глазомъ и съ серьгою въ одномъ ухѣ; онъ былъ не бритъ нѣсколько дней и одѣтъ въ старый и грязный костюмъ городскаго мѣщанина или ремесленника. Съ нимъ вмѣстѣ къ столу подошла женщина лѣтъ двадцати, когда-то недурная съ лица, съ задумчивыми и почти безъ блеска глазами, съ тонкимъ, правильнымъ носомъ и длинными бѣлыми зубами во рту, тонкія губы котораго были постоянно приподняты; одѣта она была въ городской костюмъ торговокъ, кухарокъ и т. д.