Выбрать главу

— И только? — спросила Катерина Дмитріевна.

— И только, — все также улыбаясь, отвѣтилъ Львовъ. — И очень мало для того, чтобъ уничтожить весну жизни человѣка! — болѣе горячо продолжалъ онъ. — Соловей поетъ весною, а лѣтомъ не слыхать его, — и человѣкъ любитъ только тогда, когда сильно бьется сердце въ его груди, когда чистая кровь юности кипитъ въ немъ, а не тогда, когда медленно, въ тактъ пяти секунднаго маятника, бьется его пульсъ и попорченная жизнью кровь течетъ въ его жилахъ.

— Браво, браво!.. Браво, monsieur Львовъ! — громко одобрилъ Вороновъ восторженную рѣчь Львова.

— Это правда, — тихо сказала Катерина Дмитріевна. — «Папа знаетъ жизнь и обманывать не станетъ», — подумала она потомъ.

— Чему это вы аплодируете, monsieur Вороновъ? — спросила Софья Михайловна, которой началъ надоѣдать разговоръ о земствѣ, администраціи, желѣзной дорогѣ, дворянствѣ и т. п.

— Ораторскому таланту monsieur Львова, Софья Михайловна. Я не ожидалъ найти въ немъ оратора, а онъ прелесть какъ сказалъ о любви въ юности и старости.

— Вы болѣе пріятную тему избрали для разговора, чѣмъ мы, — улыбаясь шутила Софья Михайловна. — Но я бы совѣтовала вамъ, при этой темѣ разговора, не очень отдаляться отъ меня. Катя! мамаша желаетъ, чтобъ ораторскій талантъ monsieur Львова о любви въ молодости и о любви въ старости проявлялся при мнѣ.

Всѣ направились изъ сада въ улицу, гдѣ былъ домъ Рымнина.

III.

Въ девятомъ часу вечера губернскій предводитель дворянства, послѣ экстреннаго земскаго собранія и послѣ обѣда, лежалъ на диванѣ въ своемъ кабинетѣ, курилъ сигару и находился въ самомъ пріятномъ расположеніи духа, что отлично отражалось на его красивомъ лицѣ, потерявшемъ свою обычную сухость и чрезъ то имѣвшемъ еще болѣе красивый видъ. Энергія и увлеченіе дворянъ гласныхъ и негласныхъ, съ которыми почти всѣ они ухватились на первыхъ порахъ за постройку земляныхъ работъ желѣзной дороги, приводили предводителя въ восторгъ, такъ какъ все это было болѣе грандіозно, болѣе толково и солидно, чѣмъ онъ ожидалъ, а это было очень и очень нужно для него. Читатель знаетъ уже, что предводитель, бывшій не такъ давно небольшимъ чиновникомъ, женился на женщинѣ гораздо старѣе его лѣтами и некрасивой, что онъ взялъ за ней громадное приданое въ лѣсахъ, земляхъ, усадьбахъ и наличныхъ деньгахъ, что послѣ женитьбы онъ очень быстро достигъ высокаго и вліятельнаго положенія и зажилъ такъ роскошно, что возбуждалъ въ себѣ зависть не въ одномъ Лукомскомъ. Но мы должны сказать, что, благодаря такой роскошной и поэтической жизни, къ описываемому нами времени громадное приданое жены предводителя почти все уже ушло на эту жизнь: наличныхъ денегъ не было давно и истрачено было и то, что получилось отъ залога имѣній, лѣсовъ и домовъ. Служба Ивана Ивановича Сергѣева была почетна, величественна, онъ былъ при ней почти первымъ лицомъ въ губерніи; но, не давая никакихъ доходовъ, кромѣ трехъ-тысячнаго жалованья, какъ предсѣдателя управы, она еще требовала громадныхъ расходовъ, — и губернскій предводитель дворянства уже давно создавалъ въ своей головѣ разные проекты заполученія громаднаго куша денегъ безъ пятна на совѣсти, безъ огласки, малѣйшей публичности и безъ малѣйшаго компрометированія своего высокаго положенія. Нѣсколько мѣсяцевъ назадъ всѣ проекты Сергѣева сводились къ тому, что нужно бросить предводительство и службу земства и заполучить большое, вліятельное мѣсто въ администраціи, съ хорошимъ содержаніемъ и съ возможностью имѣть на ономъ хорошій сторонній доходъ. Начальникомъ любой губерніи онъ могъ сдѣлаться безъ труда и во всякое время, такъ какъ онъ хорошо былъ извѣстенъ въ высшихъ сферахъ Петербурга и ему стоило только заявить свое желаніе, чтобъ оно было исполнено съ большой охотой и даже радостью: его умъ, солидная настойчивость и знаніе практики жизни, наглядно заявленные прекраснымъ веденіемъ земскихъ и дворянскихъ дѣлъ губерніи, считались въ высшихъ сферахъ Петербурга почти необходимыми для участія въ трудныхъ дѣлахъ администраціи государства. Но быть губернаторомъ онъ считалъ послѣднимъ дѣломъ. Ему хорошо извѣстны были случаи громадныхъ кушей, перепадавшихъ въ руки высоко-стоящихъ лицъ отъ разныхъ концессіонеровъ, и вотъ тутъ, около такихъ мѣстъ, вращались помыслы Сергѣева: попасть на такое мѣсто выработывалъ онъ проектъ. Бѣдствіе голода, нежданно постигшее губернію, помогло предводителю выработать грандіозный проектъ, совмѣщающій въ себѣ и избавленіе губерніи отъ голода, и избавленіе самого предводителя отъ безденежья.

Въ правительственныхъ сферахъ было уже года два рѣшено провести желѣзную дорогу отъ А… до Б… Дорога эта, дѣйствительно, имѣло громадное значеніе во всѣхъ рѣшительно отношеніяхъ: стратегическомъ, политическомъ, экономическомъ и даже, какъ увѣряли нѣкоторые, педагогическомъ. Необходимость постройки въ послѣднемъ, т. е. педагогическомъ, отношеніи доказывалась тѣмъ, что дорога, проходя по замѣчательнымъ въ исторіи мѣстамъ, дастъ возможность дешево и скоро осматривать эти мѣста, и педагоги могутъ тогда, для лучшаго ознакомленія и для легкаго усвоенія отечественной исторіи, возить гимназистовъ, студентовъ и офицеровъ, изучающихъ въ академіяхъ военныя науки, на экскурсіи въ эти мѣста. Но, несмотря на всю важность дороги, сооруженіе оной было отложено, благодаря вдругъ разразившимся коммерческимъ и биржевымъ кризисамъ и крахамъ въ Берлинѣ, Вѣнѣ и у насъ самихъ и благодаря тому, что политическій горизонтъ Европы началъ омрачаться замѣшательствомъ, пока еще впрочемъ очень неопредѣленнымъ, между Франціей и Пруссіей. Губернскій предводитель и надумалъ воспользоваться голодомъ губерніи, чтобы, во-первыхъ, ускорить постройку дороги и, во-вторыхъ, забрать постройку въ руки земства, т. е. почти въ свои собственныя руки, какъ предсѣдателя губернскаго земскаго собранія, съ такими новыми громадными правами — и какъ предсѣдателя губернской управы, и, наконецъ, какъ губернскаго предводителя. Имѣя тысяче-верстную дорогу въ своихъ почти рукахъ, Сергѣеву казалось не труднымъ устроить дѣло такъ, чтобъ и избавить губернію отъ голода, и для себя заполучить столько, сколько только пожелаетъ онъ самъ. Предсѣдатель управы и предводитель дворянства, въ одномъ конечно лицѣ, поѣхалъ въ Петербургъ и отъ лица дворянъ и, главное, отъ лица земства губерніи, котораго прямой долгъ помочь голодающему крестьянству, выхлопоталъ концессію, съ которой мы уже познакомили читателя въ прошлой главѣ.

«Дѣло устроилось лучше, чѣмъ я ожидалъ, — думалъ предводитель, лежа на диванѣ и покуривая дорогую гаванскую сигару, дымъ которой почти былъ не замѣтенъ въ полутьмѣ кабинета. — Хлопонинъ предлагалъ милліонъ для земства и сто тысячъ на дѣла благотворительности, по личному моему усмотрѣнію. Сегодня получилъ письмо отъ Брестова, Карлова и Ко съ предложеніемъ тоже милліона земству и двухсотъ тысячъ на дѣло благотворительности „по безконтрольному назначенію вашего превосходительства“, какъ написано въ письмѣ… Но это все не то… Въ декабрѣ — новые выборы; дорога и способъ ея постройки заставятъ дворянъ губерніи снова выбрать меня единогласно въ предводители; новые гласные по тому же самому выберутъ въ управу предсѣдательствовать, еслибъ я и не желалъ; газеты на весь свѣтъ прокричатъ о неслыханномъ доселѣ дѣлѣ — сооруженіи земствомъ желѣзной дороги для избавленія губерніи отъ голода, — и любое мѣсто въ администраціи будетъ мое… А тамъ можно будетъ и дорогу сдать съ пользою для земства и съ пятью стами тысячъ для себя… Къ осени голода не будетъ, дворяне, навѣрно, сами попросятъ развязать ихъ съ постройкой, а я, не дожидая того, обдѣлаю дѣло съ разными Хлопониными, Брестовыми, Карловыми и прочей капитальной сволочью…»

— Зажечь свѣчи, Ваня? — прервала думы предводителя пожилая, высокаго роста, съ строгимъ, но добрымъ, симпатичнымъ лицомъ, жена предводителя, Варвара Кириловна.