— Тебе, Костя, надо собираться. Не забыл про факультатив?
— Но, Юлия Генриховна, ещё есть время, и мы только две полки разобрали! — возразил он.
— Ничего, я сама. Иди, умойся. Не следует тебе опаздывать на первое занятие. Спасибо, что помог.
«Да ей спасибо!» — подумал Костик. Обычно училки брюзжали: Рымник то, Рымник сё, а она была какая-то потрясающе неправильная, не занудная. И разбирать с ней макулатуру оказалось даже приятно.
Но время, действительно, близилось к шести, и он поспешил в класс истории.
Сергей Сергеич Андреев был невысокого роста, сутулый, носил толстые роговые очки и старомодный твидовый пиджак. Костик с самого раннего детства так себе и представлял типичного учёного. А уж Сергей Сергеич — несомненно учёный.
Костик знал его по городской олимпиаде и популярным историческим лекциям для школьников, которые иногда посещал с двумя бывшими одноклассниками. Учитель Андреев был для него непререкаемым авторитетом. Он знал неимоверное количество фактов, дат, а, главное, учил ребят проводить параллели между событиями прошлых лет и современностью. «Помните, друзья мои, — обычно говорил Сергей Сергеич, — история всегда повторяется, только в ином ракурсе, на другом витке спирали.» Факультативы, в отличие от обычных уроков, он выстраивал в форме дискуссии, чего обычно сторонился Костик. Другие же ученики активно обсуждали исторические события — как эпохальные, так и вполне проходные. Сергей Сергеич выкладывал на стол карточки с наклеенными на них газетными вырезками или распечатками статей, содержащие крайне противоположные взгляды историков, политологов, общественных деятелей на какой-либо исторический эпизод или эпоху властвования того или иного правителя. В классе вступал в силу особый закон: иметь собственную позицию было абсолютным правилом игры.
Именно из-за Сергея Сергеича Костик и перешёл в эту школу. Слава о замечательном педагоге-историке гремела на весь город, а вымирающий вид мужчин-учителей был в особом почёте. Обращался к ученикам Сергей Сергеич исключительно на «вы».
— Проходите, молодой человек. Вижу знакомое лицо. Рад, что теперь вы учитесь у нас!
Костик поздоровался, громко назвал своё имя. Сергей Сергеич пригласил его сесть. Парты были сдвинуты к стенам, а стулья расставлены в кружок — так, чтобы участники исторической дискуссии видели друг друга.
Ученики оказались разного возраста — кто старше, кто младше Костика. Но почему-то не было ни одного сверстника, из его класса или из параллельного. Впрочем, «корешиться» он и так ни с кем не собирался. Он — джибоб, а посему самодостаточен.
— Что ж, пожалуй, начнём, — сказал Сергей Сергеич. — Сегодня обсуждаем Первую мировую войну.
Он начал раздавать слушателям карточки, на которых были описаны военные и политические события, мнения историков и сведения о количестве погибших от каждой страны-участницы. Подойдя к Костику, он вдруг улыбнулся.
— У вас, мой друг, седые виски, как у ветерана.
— Это пыль, — смутился Костик и провёл рукой по волосам. — Наводил порядок в кладовке-архиве.
— Хм, похвально. То, что мы с вами пытаемся делать на нашем факультативе — тоже своего рода генеральная уборка. Пусть в микроскопическом пространстве, ограниченном стенами класса, а не в масштабах страны, но дело это очень нужное. Не вычищаешь свои «Авгиевы конюшни», не даёшь притока свежего воздуха, обновления, и ошибки истории повторяются. Невозможно объективно оценить сегодняшние события, не наведя порядок в недавней истории родной страны, пусть только и в своей голове. Но если это сделает каждый…
Сергей Сергеич замолчал, посмотрел на обвязанную банданой руку Костика.
— Вы, никак, ранены?
Ребята с интересом повернули головы.
— Я не ранен, Сергей Сергеич. Это бандана. Обыкновенная бандана. Я ношу её, потому что мне так хочется.
Костик почувствовал, как внутри натянулась струна. Джибоб ничего не должен объяснять. Потому что «должен» — не его слово.
Сергей Сергеич поднял брови и чуть заметно кивнул.
— Ваша позиция уважаема.
И, больше не заостряя на Костике внимания, продолжил беседу. Незнакомые ребята сперва косились на него, но вскоре все уже были поглощены дискуссией на тему убийства эрцгерцога Франца Фердинанда, конца четырёх империй и политической позиции России в 1914 году. Ученики — кто робко, кто смело, — пускались в рассуждения. Сергей Сергеич призывал остальных поддержать или оспорить чужую точку зрения, но свои мысли в процессе обсуждения практически не высказывал, чтобы не сбивать ребят.