Выбрать главу

— Девчонки, что вы тут в темноте сидите? Я понимаю, Виктор, ему ничто, кроме диодов, лазерных лучей и жидких кристаллов несимпатично, но вы то! — в тот закуток за колонной, где они с подругой расслабленно полулежали, вбежал молодой темнокожий прогрессор. — Там все видео смотрят. Последнюю серию «Освоения Ганимеда» только что просмотрели. Наши доставили из Ньюгарда.

— А оно нам надо? — вяло уточнил один из прогрессоров, отдыхавший на надувном матрасе неподалеку, тот самый Виктор, который ничему кроме техники не симпатизировал, — Чем там хоть закончилась киноэпопея сезона?

— Круто! Кавендиш с Лайзой пробрались на станцию в секторе. К ним такой Джон подвалил, весь загадочный. Ну Кавендиш сразу сообразил, что это не Джон, а Странник, который Джона высосал; сообразил, но виду не подал. Типа, здравствуй приятель, как поживаешь. А в нужный момент как выстрелит разрывными. И, прикинь, монстра даже разрывные не взяли. Он снова собрался и атаковал Кавендиша сзади, но Лайза бросилась между ними. Кавендиш уже добежал до выхода со станции, и тут, прикинь, оборачивается, а там Странник в нормальном своем облике, такое нечто черное и расплывчатое с горящими изнутри злобными багровыми глазами высасывает из Лайзы кровь и облик. Она выгибается, но вырваться не может. Поздно уже, все кончено для нее. Кавендиш зарычал и взорвал бомбу. Знал, что в момент высасывания жертвы Странник уйти не может, типа, привязан. Рвануло так это… Кавендиша вынесло наружу взрывной волной. Он пришел в себя среди черных камней Ганимеда, кругом одни обломки. Лайза, значит, погибла, только талисман остался, который она на скафандре носила, смешной такой зверек. Кавендиш поднимает зверюшку, тут, прикинь, показывают его лицо крупным планом. Он молча плачет, слезы такие… музыка душещипательная… Потом он, шатаясь, встает и вдруг кричит. «Любимая, я отомщу!» И конец.

— Да-а-а, — критично протянул рыжеволосый прогрессор Виктор. — И почему я не жалею, что не посмотрел? Не мое, однозначно.

Фенелла почувствовала на себе пристальный взгляд и повернулась. Настя быстро отвела глаза.

— Настюш, может, споешь? — критично настроенный Виктор повернулся к девушке. — Как-то тоскливо. Что-нибудь бодрящее, а?

— Насть, споешь? — оживился чернокожий рассказчик. — Я наших позову.

— А гитара моя где? — девушка села на матрасе. Тускло горящие в зале с высокими сводами, украшенными мозаиками и искусной резьбой по камню, лампочки вспыхнули ярче. В зале, выделенном наместником для отдыха прогрессорам, стало светлее.

— Сейчас принесу. И наших позову.

Он убежал. Вдалеке, из соседнего зала послышалось: «Хорош грузиться примитивом! Пошли, Настя спеть согласилась. Где ее гитара?»

Настя пела так, что забывалась и гасло вдали все, недавно пережитое, оставался только ее низкий, грудной, завораживающий голос. Подчеркнуто ритмично звучали вибрирующие переливы музыкального инструмента, называемого прогрессорами гитарой, хотя на остарийскую шестиструнную гитару он походил только отдаленно.

«Не стоит прогибаться под изменчивый мир. Пусть лучше мир прогнется под нас!»

— И еще немного из моего любимого ретро, — тихо сказала девушка, допев песню, взволнованные слушатели, казалось, не дышали, настолько было тихо. — Один мой друг переводит слова песен на международный язык. Вот такие песни сочиняли наши предки два века назад.

Настя запела, сначала тихо, потом ее низкий голос зазвучал все громче и громче. Акустика в зале с высокими сводами была исключительной.

   «И падут сто замков, и спадут сто оков,    И сойдут сто потов с целой груды веков, —    И польются легенды из сотен стихов —    Про турниры, осады, про вольных стрелков.    Ты к знакомым мелодиям ухо готовь    И гляди понимающим оком, —    Потому что любовь — это вечно любовь,    Даже в будущем вашем далеком.    Звонко лопалась сталь под напором меча,    Тетива от натуги дымилась,    Смерть на копьях сидела, утробно урча,    В грязь валились враги, о пощаде крича,    Победившим сдаваясь на милость».

Фенелла вдруг, сама не зная почему, посмотрела в сторону входа. Там, прислонившись к колонне, стоял принц Гай и, не отрываясь, смотрел на певицу.

  «И во веки веков, и во все времена    Трус, предатель — всегда презираем,    Враг есть враг, и война все равно есть война,    И темница тесна, и свобода одна —    И всегда на нее уповаем».