Выбрать главу

Митя назвался.

-Срапян подсуетился? Он может.

Здоровяк сказал, что лучше его называть по отчеству - Гаврилыч, и пожал руку Мите. Про соседа своего поведал, что зовут того "еврей Рабинович", и что "он скуп не от добра, а от обиды". Сам Рабинович голоса не подавал, чистя ногти тонким прутиком от веника.

-Слушай, Митяй, мы тут с коллегой размышляем о сущности женщины. Я считаю, что за каждой бабой нужен серьёзный круглосуточный надзор, а Рабинович, как и вчера за столом в ресторане, утверждает обратное: что баба - она и не баба, которая зависит от мужа, а женщина - со своими претензиями на осуществление мечты. Но какая у неё может быть мечта, как если только не видеть пьяным мужа и нарожать детей, чтобы было кому стакан воды к одру подать? Ты что думаешь?

Митя сел на лавку, скрестив вытянутые ноги. Болел затылок как отголосок рукоприкладства капитана. О чём говорит этот Гаврилыч? О бабах-женщинах, о мечте, об одре. Куда ему с больной головой забираться в такие дебри.

-Гаврилыч, у меня есть подруга, её зовут Кристина. Я не знаю, какая она баба, но одно утверждать могу:  без такой женщины я не вижу своего существования. Твой Рабинович стопроцентно прав на счёт мечты: без мечты женщина пуста и безвольна; если бы твой знакомый мент не отбил часть моего сознания, я бы много чего мог сказать на эту тему. Просто, работа на бирже приучает человека видеть жизнь насквозь.

В камере потемнело от нашедшей тучки.

-Биржа, - в улыбке обнажил плохие зубы Рабинович. - На ней я прожил лучшие пятнадцать лет. Такие суммы всевозможных валют не сможет осилить не один человеческий разум по отдельности, и только команда способна двигать горы как ей  захочется.

Гаврилыч как озабоченный состоянием пациента врач взглянул на еврея. Вчера они отмечали 50-летие Рабиновича, одаривая его комплиментами за нерастраченное здоровье и цветущий оптимизм. Юбиляр мало пил, но много говорил, однако, речи о бирже не велось. Тема денег мало интересовала Гаврилыча - он предпочитал трепаться о любви, ведь эта тема была неисчерпаемой.

-Послушайте меня. Однажды, в своё 25-летие я, увеселённый бутылкой коньяка в кругу друзей, встретился на улице с одной бабёнкой, дышащей на ладан от голода и бог весть ещё чего. Она была худа; нет, она была тоща как вот этот мой мизинец. Попросила мелочь, я рассмеялся и сдуру ляпнул ей: а как насчёт натуры. Деваха, уже почувствовавшая щедрое вознаграждение за своё костлявое тело, не думая, согласилась. Я, дурак, потащил её в пустыри, бросил сумку с продуктами, пахнущую настоящей колбасой, сыром и бужениной высшего сорта. Пока раздевал ту деваху, я кончил. Такое бешенство напало на меня, прямо как бес вселился. Я хожу с места на место, а она смотрит на сумку, давится слюной и молчит. Достаю я продукты, даю ей. Верите, братцы: более благодарственного взгляда я в жизни не видал. Да, Рабинович, команда может двигать горы, но и человек, в минуты душевной восторженности, тоже способен на такое. Ради сытого взгляда той девицы я сумел бы пойти в любое пекло, во всякое ненастье.

Рабинович убрал чёлку со лба и сказал:

-Но ведь ты её едва не трахнул...

Гаврилыч вздохнул:

-Кто без греха... Сразу, как увидел её, возникла напасть удовлетворить своё желание: в каждой ущербности я находил нечто возвышенное, неземное. Бодлер, он тоже... Молод я тогда был, мало чего в жизни видел: работа геологом в бесконечных экспедициях, неподъёмная писанина в казематах института... Выпил... как кровь после этого не взыграет... Сейчас радуюсь, что ничего не состоялось - не взял лишнего в душу... После, несколько раз видел я эту девчонку - она шла с кавалером под ручку, вела интимный разговор, но когда заметила меня - опустила голову, сжала губы, как бы извиняясь за прошлое...

Митя поднял взгляд в потолок и увидел пятна плесени на древней побелке.

-Как её звали? - спросил он с умиротворением в голосе.

Гаврилыч пожал плечами:

-Имени я её тогда не узнал... Жаль, теперь было бы за кого шепнуть Богу...

Глава 10Оглушительно-продолжительный звонок телефона разбудил Кристину. В взмокшей от дурной ночи ночнушке девушка растерянно добралась до прихожей. Голос звонившего был туманно знаком: это был Гоблин.

-Доброе утро, Кристина. Хотя какое оно доброе, если наступила в жизни исконно русская полоса тревог и печалей. Вы можете упрекать меня в бездействии в огорчительной ситуации, в какой оказался ваш гражданский муж, но, смею заверить, я рыл как крот, чтобы вам помочь.