– Что за хреновина? – спрашиваю я.
– Это ЛСД, Джек. Совершенно новая штука. Двое студентов-химиков производят ее в подпольной лаборатории в Каннинг-тауне. За ней теперь охотятся все знаменитости.
– Знаменитости?! – Бердсли недоверчиво фыркает.
– Я тебе точно говорю, Джек, – на ЛСД теперь мода. Последний писк. Порежь бумагу на квадратики и продавай «волосатикам» по десять шиллингов за штуку. Можно даже по фунту.
– Что это такое? Стимуляторы?
– Нет. Говорят, от этой штуки человек начинает ярче воспринимать окружающее. Цвета, краски и все такое… Еще она дает ощущение мира, любви и прочего дерьма. Действие продолжается несколько часов, а нужно-то этого вещества всего ничего. Одна капля на кусочке фильтровальной бумаги – и все.
Проклятье, этого только не хватало! Но нельзя же отставать от жизни. В итоге мы покупаем довольно много этого нового дерьма, хотя Бердсли, кажется, не очень доволен. Берем мы и «колеса»-«бомбовозы» и прочее, – главным образом для личного употребления. Правда, я уже почти решил завязать. Мне совсем не хочется кончить, как Джо Мик.
– Отлично! – раздраженно говорит Бердсли, когда мы отъезжаем. – Теперь придется иметь дело с этими немытыми волосатиками!
– Пусть тебя это не смущает, – откликаюсь я. – Бизнес есть бизнес.
Гарри звонит мне пару дней спустя.
– Я сейчас встречаюсь с Муни, – говорит он. – Хочешь поприсутствовать?
Значит, Гарри всерьез решил заняться порнографией. И хочет, чтобы я тоже в этом участвовал. Я польщен и в то же время обеспокоен. Я пока не знаю, хочется ли мне работать с Гарри постоянно. Предпочитаю быть на вольных хлебах. Однако предложение стоит того, чтобы его хотя бы обдумать, поэтому я отвечаю:
– Да, конечно.
И вот я сажусь в «зодиак» и лечу в «Звездную пыль». Гарри уже сидит за лучшим столом, сервированным со всем возможным шиком. Шампанское в серебряном ведерке и все такое.
– Как твой мальчик, нормально сработал? Забрал конвертик?
– Да. Никаких проблем.
Бердсли действительно справляется очень и очень неплохо, однако я не тороплюсь рассказывать Гарри о нашей небольшой подработке. Я боюсь, что в нем может проснуться алчность и тогда он тоже начнет требовать с нас свой процент, как Близнецы.
– Сегодняшние газеты читал? – взволнованно спрашивает Гарри.
Пожимаю плечами в ответ.
– Только просмотрел результаты скачек.
– Тогда взгляни на это!.. – говорит он, протягивая мне вечерний выпуск «Ивнинг стандарт».
«ЗАСТРЕЛЕНЫ ИЗВЕСТНЫЙ ПОП-КОМПОЗИТОР И ЕГО ЖЕНА!» – гласит набранный крупными буквами заголовок. Над ним шрифтом поменьше: «ДЖО МИК ПАЛ ЖЕРТВОЙ ДВОЙНОГО УБИЙСТВА».
Читаю статью:
Сегодня в Лондоне, в своей студии на Холловей-роуд, известной также под названием «Сортир», был найден мертвым тридцатишестилетний поп-композитор Джо Мик – автор неоднократно попадавшего в «Горячую десятку» хита «Телезвезда» и продюсер трех популярных музыкальных групп. Рядом, на площадке перед квартирой композитора, был обнаружен дробовик двенадцатого калибра. На лестничной площадке этажом ниже находилось тело миссис Вайолит Шеннон пятидесяти двух лет, которая была смертельно ранена выстрелом из дробовика в спину…
Я опускаю газету.
– Да, Гарри, – говорю я, – похоже, он окончательно спятил.
Гарри кивает.
– Бедный старина Джо! Главное, я почти уверен – он что-то знал. Во всяком случай, Джо пытался нам что-то сказать. Помнишь, он все время твердил: «это кошмар, это кошмар»? Интересно, что он имел в виду?
– Думаешь, он как-то причастен к этому делу?
– Джо? Нет, не думаю.
– Но ведь почему-то он покончил с собой, верно? Чем не причина?
Гарри качает головой. В этот момент появляется Муни. На лице у него типичное для легавых начальственно-равнодушное выражение: его, мол, ничем не проймешь. Но здесь ему никого не обмануть – мы-то знаем его как облупленного. Я, во всяком случае, терпеть не могу иметь дело с такими мерзавцами, как Муни. Я знаю, что и Гарри этот легавый не по душе, но он умеет скрывать свои чувства лучше меня.
Гарри – само очарование, он буквально излучает дружелюбие и своими руками наливает дорогой пенящийся напиток продажному детектив-инспектору. Происходит небольшой обмен любезностями, после которого мы переходим к делу.
– Не знаю, можно ли здесь говорить свободно… – начинает Муни, оглядываясь по сторонам, а потом смотрит на меня.
– Разумеется, Джордж, – говорит Гарри. – Ты ведь знаешь Джека? Он тоже в этом участвует.
Муни кивает мне, но с видимой неохотой. Потом негромко сопит, словно я – собачье дерьмо, прилипшее к его тяжелым полицейским ботинкам. Мне хочется отвесить ему пощечину, но я сдерживаюсь. Спокойнее, думаю я. Ничего не попишешь – приходится иметь дело со всякой дрянью. Я приятно улыбаюсь и отпиваю глоток пузырящегося шампанского. Говорят, шампанское – вино аристократов, но я совершенно не понимаю, отчего все так им восхищаются. На мой взгляд, вкус почти такой же, как у «Тицера».
– Итак, – говорит Муни, – хорошая новость заключается в том, что расследование «Чемоданного убийства» понемногу сворачивается. Теперь мы все можем вздохнуть свободнее.
– Полиция ничего не обнаружила?
– Нет. «Чемоданы» фактически закрыты.
По губам Муни блуждает легкая улыбка. Гарри хмурится. Шутка – если это была шутка – ему не нравится.
– А как насчет Джо Мика?
– Да, я слышал. Неприятно, конечно, но… Насколько мне известно, подозрения в отношении него не подтвердились.
– Неужели следователи так ничего и не нашли?
В голосе Гарри сквозит недоверие.
– Как я уже сказал, – отвечает Муни несколько высокомерно, – Отдел по расследованию убийств сворачивает это дело. Не было выдвинуто никаких более или менее правдоподобных версий, а между тем расследование каждого убийства требует значительных усилий и привлечения большого числа сотрудников.
– А семнадцатилетний парнишка-гомосексуалист, конечно, не стоит того, чтобы тратить на него время, – бормочет Гарри сквозь зубы.
– Я полагаю, у убойного отдела действительно есть дела поважнее, – негромко отвечает Муни. – Но для нас главное другое: после того как это нашумевшее убийство перестанет будоражить умы, внимание полиции будет отвлечено от Сохо, по крайней мере – в ближайшее время. Следовательно, ничто не мешает нам вплотную заняться нашим бизнесом.
– Порнографией, – резко говорит Гарри.
Муни откашливается.
– Вот именно. «Общество вседозволенности», о котором сейчас столько говорят, означает, в частности, что подпольный бизнес получил неслыханные возможности для развития. Мне, во всяком случае, достоверно известно, что за последнее время объем работы Отдела по борьбе с распространением порнографии возрос в несколько раз.
– И суммы взяток, несомненно, тоже, – добавляю я, не в силах сдержаться.
Муни бросает на меня тяжелый взгляд.
– Я предпочитаю смотреть на это как на работу, необходимую для того, чтобы держать под контролем оборот порнопродукции. Мы не можем допустить, чтобы ситуация отбилась от рук. Магазинчики, торгующие журналами соответствующего содержания, появляются в Сохо как грибы после дождя, а с вашей стороны за ними никто не приглядывает. Мальтийцы… Они, похоже, до того увлечены проституцией и ночными клубами, что не замечают растущего спроса на полиграфию и фильмы.
– Короче говоря, ты хочешь, чтобы кто-то подмял этот рынок под себя? – уточняет Гарри.
– Разумеется, нам было бы гораздо проще иметь дело с какой-то одной крупной фирмой.
– Ну а если на какой-то из этих магазинчиков придется поднажать?
– Это уж твоя проблема. Впрочем, я уверен – ты сумеешь убедить владельцев вести себя как следует.
Итак, Муни фактически дает «зеленый свет» тактике устрашения и насилия.
– А если мальтийцам не понравится, что кто-то топчется на их лужайке? – спрашивает Гарри.
– Как я уже сказал, это целиком и полностью твоя забота. Ты делаешь свою работу, я – свою. Как ты ее делаешь, меня не интересует. ОБП хочет иметь дело с организацией, которая способна контролировать весь рынок. Я не сомневаюсь – как всякий бизнесмен ты понимаешь необходимость сохранения разумного баланса между свободой торговли и протекционизмом. В особенности это касается протекционизма, который еще иногда называют «покровительством».