– Но ведь убийца мог быть среди присутствующих.
– Это не исключено. Но ведь в самом «Харктуэлл-лодж» ничего не произошло! Ничего выходящего за рамки закона, если можно так выразиться. Поэтому, когда полиция предположила – только предположила! – наличие связи между этим… прискорбным случаем и неофициальным приемом, который сочли возможным посетить высокопоставленные государственные и церковные деятели, расследование было довольно быстро остановлено.
– Вероятно, об этом кто-то специально похлопотал?
– Послушай, Гарри, ты говоришь так, будто речь идет о каком-то… преступном сговоре! Уверяю тебя, ничего такого нет! И не было! Никто не знает, что случилось с этим беднягой. И не хочет знать.
– Но ведь это означает, что какой-то больной психопат, совершивший жестокое убийство, останется безнаказанным. Вы что, сознательно его защищаете?
– Вот не думал, Гарри, что ты так расстроишься из-за еще одного нераскрытого убийства.
Гарри весь подбирается. Его брови топорщатся от ярости, руки сжимаются в кулаки. Он готов что-то сказать, но только шипит сквозь стиснутые зубы. Наконец он с видимым трудом разжимает кулак, чтобы взять со столика бокал. Поднеся его к губам, Гарри делает большой глоток джина.
– Да, то, что случилось, – это действительно ужасно, – спокойно продолжает лорд Тереби. – Но в данный момент мы ничего не можем поделать. Кроме того, существуют и другие, не менее важные проблемы. Например, как раз сейчас в нижней палате парламента находится проект, касающийся реформы закона о гомосексуальных связях. Скандал с гомосексуальной окраской – особенно если в него окажутся вовлечены столь высокопоставленные общественные и государственные деятели – может затруднить или вовсе сорвать принятие этого законопроекта.
– Ты имеешь к нему какое-то отношение?
– Я поддерживаю законопроект в палате лордов, – отвечает лорд Тереби не без доли самодовольства.
– А ты не боишься, что в результате вся твоя конспирация полетит к чертям?
– Что ж… – Тедди слегка усмехается. – В своих выступлениях я неизменно подчеркиваю тот факт, что сам я не питаю личной заинтересованности в положительном решении вопроса. Подобную позицию – если прибегнуть к спортивной терминологии – можно назвать любительским статусом. Всегда и везде я настаиваю на том, что не являюсь играющим тренером или чем-то в этом роде.
– Очень смешно, Тедди!
– Не занудничай, Гарри. Ты сам прекрасно знаешь, что осторожность – неотъемлемая составляющая доблести. А этот законопроект – он действительно очень важен.
– Это в нем речь идет о легализации связей с лицами, достигшими двадцати одного года? Но твой проект не сделает законными мои отношения с Тревором. Да и Берни было еще далеко до двадцатиоднолетия.
– Но ведь это начало, не так ли? Дело сдвинулось с мертвой точки. И если мы будем соблюдать осторожность и вести себя в рамках, закон не станет обращать на нас внимание.
Гарри пренебрежительно фыркает, потом окидывает Тереби ледяным взглядом.
– Посмотри на меня, Тедди, – командует он. – Ты говоришь – никто не знает, кто убил Берни. Ты уверен в этом?
Тедди глядит ему в глаза и кивает:
– Да.
В следующее мгновение Гарри вскакивает и хватает лорда Тереби за горло. Глаза старика вылезают из орбит, дряблое лицо багровеет.
– Лучше не лги мне, Тедди!
– Пожалуйста, Гарри! – Глубокий баритон лорда превращается в хрип. – Я говорю правду…
Гарри выпускает Тереби и снова опускается на диван. Лорд переводит дух и приводит в порядок одежду. Он пытается взять себя в руки. Его «бабочка» окончательно развязалась, но он этого не замечает. Из верхнего кармана домашней куртки лорд достает белый носовой платок и вытирает блестящий от испарины лоб.
– Есть у тебя какие-нибудь догадки? – спрашивает Гарри.
Тереби пожимает плечами.
– Странно, что тело было разрезано на куски, уложено в чемоданы, а потом брошено посреди вспаханного поля, – говорит он чуть сиплым голосом. – Можно подумать – человек, который это сделал, хотел, чтобы их нашли. Может быть, преступник задумывал что-то вроде шантажа? Двойного шантажа, если точнее. Но, Гарри, повторяю: я ничего не знаю, ничего! И по-моему, лучше всего оставить все как есть.
Гарри поднимается с дивана. Он собирается уходить, и мы с Тревором тоже встаем.
– Еще одно, – говорит Гарри. – Кто поставлял мальчиков для этой вечеринки?
Тедди уже на ногах. Вопрос Гарри заставляет его расхохотаться.
– Ты что, не помнишь? Ты и поставлял!
Гарри потрясен. Он даже немного пошатнулся, словно бык, которого ударили кувалдой между глаз. Тревор бледнеет.
– Я действительно забыл… – бормочет Гарри и хмурится.
У Тревора такой вид, будто его сейчас стошнит. Но он справляется с собой и внезапно произносит:
– Он прав. Я этим занимался… Мы тогда только познакомились. Я еще работал на улице, и ты дал мне две сотни, чтобы я собрал для вечеринки ребят поприличнее. Я и сам хотел пойти, но ты дал мне еще полсотни, чтобы я остался с тобой.
– Вот видишь! – говорит Тедди, и в его голосе сквозит плохо скрываемое торжество. – Ты тоже причастен к этому делу!
Не успеваем мы вернуться на квартиру к Гарри, он тут же засыпает Тревора вопросами.
– Почему ты не сказал мне об этом раньше?
– О чем? Да и вообще я давно обо всем забыл! Мне и в голову не приходило, что это может иметь какое-то отношение к смерти Берни.
– Жаль, что не приходило, Треви.
Разговор все больше напоминает допрос. Тревор бледен.
– Я и сам подумывал поехать на эту вечеринку, – говорит он тихо, и голос его дрожит от страха перед тем, что могло случиться. – А ведь это меня могли порезать на куски и упрятать в чемоданы!
Гарри пропускает его слова мимо ушей. Он продолжает задавать вопросы. Между тем мне пора уходить, иначе я не успею встретиться с Бердсли в Тоттенхэме.
– Кто еще из мальчиков ездил на эту вечеринку? Назови имена! – требовательно спрашивает Гарри. На то, что я собрался уезжать, он почти не обращает внимания.
– Я не помню, Гарри!
– Постарайся вспомнить!
Мы сидим в пабе с небольшим танцзалом рядом с Тоттенхэм-Хай-роуд. Здесь полно парней типа Бердсли: короткие стрижки, тяжелые ботинки и подтяжки, приталенные блейзеры и брюки «Ста-пресс». Некоторые щеголяют в небольших шляпах пирожком, которые выглядят как младшие сестры шляпы старины Джека. Лысоголовые – вот как я решаю их называть. Из музыкального автомата несется безумный ритм – чика-чика-чика-чика! Лысоголовые, построившись чуть не в шеренгу, топают башмаками в такт музыке.
Мы с Бердсли вспоминаем неудачу в аэропорту с напускной бравадой, которая весьма сродни маханию кулаками после драки. Теперь-то мы можем посмеяться над тем, что произошло. Бердсли понятия не имеет, кто мог на нас накапать. Несмотря на это, мы наперебой клянемся страшно отомстить подлецу, хотя весьма маловероятно, что мы когда-нибудь до него доберемся.
Потом мы переходим непосредственно к нашему бизнесу. Бердсли законтачил с двумя крупными покупателями кислоты. Через пару дней у «волосатых» в Хэмпстеде намечается большая вечеринка, и им потребуется много товара. Второй покупатель – какой-то парень в Лэдбрук-гроув. Я должен приобрести у Марти как можно больше «промокашек» и послезавтра передать их Бердсли в таверне «Майлдмей».
Иду в туалет. Над писсуаром свежая надпись: «Пакисташки, убирайтесь вон!» Уже выходя из сортира, я слышу какой-то шум, доносящийся с автостоянки. Там собралась небольшая группа мотоциклистов. Мои лысоголовые валом валят из паба. «Ремонтники» – достойный противник; они размахивают цепями и делают довольно выразительные жесты, но их слишком мало. Бердсли возглавляет атаку, и вскоре «ремонтники» вместе со своими цепями и прочими атрибутами превращаются в половички для вытирания ног.
Я сажусь в «зодиак» и еду в восточном направлении. Ненадолго останавливаюсь у «Риджентси», чтобы пропустить стаканчик на сон грядущий. Здесь лучше держать себя в руках. Скандал мне сейчас ни к чему. И все как будто идет нормально. Один из креевских ребят проговаривается, что есть работенка как раз по моей части и что Близнецам нужен человек, который мог бы ее исполнить. В целом очень похоже на приглашение вернуться. Обещаю подумать.