– Протяни вторую руку, – командует он. Теперь обе мои руки надежно скованы у меня за спиной и прижаты к спинке кресла.
Продолжая целиться мне в голову, Хорек отступает на пару шагов назад, подбирает с пола окровавленную тряпку и заталкивает мне в рот.
– Вот так, – говорит он. – А теперь давай подождем твою собачку.
Снаружи слышатся шаги. Хорек быстро пятится к двери и встает так, чтобы оказаться за ней, когда войдет Гарри. Я пытаюсь издать хоть какой-то звук, но мне мешает кляп. Кроме того, привкус свернувшейся крови во рту вызывает у меня острый приступ тошноты.
Дверь открывается. Гарри видит меня и озадаченно хмурится. Я киваю, киваю ему как болванчик. Гарри резко поворачивается и оказывается лицом к лицу с Хорьком, который наводит на него револьвер.
– Руки вверх! – резко командует он.
Гарри медленно поднимает свои крупные руки-клешни.
– Так кто вы такие? – спрашивает Хорек. – Легавые? Что-то не похоже… Может быть, это они вас подослали?
Гарри хмурится сильнее, потом решает подыграть.
– Да, это они нас послали.
Хорек смеется ему в лицо.
– И кто это – они?
Гарри пожимает плечами. Хорек снова хохочет.
– Так вы ничего не знали, так?
Хорек буквально давится от смеха.
– Так расскажи нам, – негромко говорит Гарри, каким-то образом сохраняя спокойствие. – Расскажи.
– Ладно, так и быть – расскажу… – Он снова принимается хихикать, как идиот. – Это не я убил мальчишку. Это они. Они привезли мне тело, чтобы я от него избавился. Я знаю, как это делается. Умею разделывать трупы. Они сказали – пусть «мясник» обо всем позаботится. Он тоже согласился. Он дал мне денег, привез тело и думает, что с меня этого хватит. Мальчик-мясник. Мальчик на посылках… Тяп-тяп топориком – и дело сделано. Но мне этого мало. Мне вовсе не хочется избавляться от тела, понимаете? Мне хочется оставить что-нибудь на память. И хочется, чтобы люди знали, как хорошо я умею работать. Поэтому я и положил его в чемодан. Разделал как следует, по всем правилам. Теперь все видят, как ловко я справился с этим делом. Но они недовольны. Они говорят – «мясник» должен был избавиться от тела, а не бросать его у всех на виду. Они говорят – «мясник» стал слишком жадным, он оставил лучшие кусочки себе. А «мясник»-то и вправду жадный, да. Он хочет больше денег, иначе, мол, он во всем признается. Но они говорят – это ничего не изменит. Теперь у них есть влиятельные друзья, и они могут не бояться фараонов.
– Кто это – они? – спрашивает Гарри.
– Тс-с! Тихо. Я тебе кое-что покажу. Лучший кусочек я действительно оставил себе.
Хорек снимает с полки одну из банок с завинчивающейся крышкой и подносит к лампочке. Ствол револьвера глядит в сторону, и я смотрю на Гарри. Тот задерживает дыхание. Нужно подождать.
– Смотри! – Увлеченный рассматриванием своего трофея, Хорек снова хихикает. – Это его сердце!
Банка доверху полна какой-то мутной жидкостью, в которой плавает красновато-сизый комок размером с кулак. Тонкая струйка пузырьков, поднимаясь вверх, отливает серебром в свете лампы. Хорек смотрит на них точно завороженный. Именно в этот момент Гарри коротко кивает мне, и я, рванувшись всем телом, бросаюсь на Хорька. Банка падает и разбивается, распространяя едкий запах формалина. Хорек пятится, размахивая револьвером, но Гарри успевает схватить один из разложенных на столе ножей. Развернувшись, он наносит Хорьку удар по горлу. Схватившись за рану и выпучив глаза от боли, тот пытается просунуть палец в предохранительную скобу револьвера, но Гарри выбивает у него оружие. Хорек падает, кровь хлещет из его перерезанного горла, заливая глянцевые картинки с изображениями обнаженных мужчин. Гарри опускается рядом на корточки и, стараясь не испачкаться в крови, пережимает Хорьку артерию.
– Кто это – они?! – ревет он. – Кто?!
Но Хорек только хрипит и кашляет. Алая кровь, пузырясь, продолжает течь изо рта и из раны на шее. Удар ножом повредил ему голосовые связки. Теперь он ничего не скажет.
Умирает он долго. Проходит почти полчаса, прежде чем из его тела вытекают последние унции крови. Дыхание замедляется, переходя в шипение и сип. Последний вздох – и все кончено.
Не говоря ни слова, мы принимаемся за работу. Первым делом Гарри отыскивает ключи, освобождает меня от наручников, и я принимаюсь тереть запястья в тех местах, где в них врезались стальные замки. Одновременно я пытаюсь выплюнуть изо рта свернувшуюся кровь, однако мне сразу становится ясно, что этот вкус я буду чувствовать еще долго. Он не исчезает даже после того, как я хлебнул бензина, который сливал из бака «даймлера». Бензином мы обрызгиваем пол в фургоне, а остатки выливаем в перерезанное горло Хорька. Мы надеемся, что он как следует обгорит, потому что меньше всего нам хочется оставлять следы.
Потом мы поджигаем фургон. Он пылает, как самый настоящий погребальный костер. Цыганские похороны, самые что ни на есть. Я чувствую на своем лице жар пламени, и мне хочется верить, что оно уничтожит все улики. Я молюсь, чтобы оно выжгло тот ужас, которому мы стали свидетелями. Потом мы садимся в машину и со всей возможной скоростью мчимся назад в дымный Лондон. В зеленоватом свете приборной панели мрачное лицо Гарри кажется призрачным. Его провели. Теперь он никогда не узнает правды.
Мы возвращаемся на квартиру Гарри около двух пополуночи. Тревор еще не спит, но выражение лица у него кислое. Гарри раздевается в прихожей и сразу отправляется в душ.
– Избавься от этого, – велит он Тревору, кивая на ходу на кучу одежды со следами крови.
Ах, как хотелось бы мне избавиться от привкуса крови во рту!
Какое-то время спустя Гарри в халате появляется в гостиной, и Тревор приносит нам выпить. Никто из нас не произносит ни слова. Мы только сосредоточенно пьем, стараясь забыть или хотя бы притупить воспоминания.
– Я вспомнил, кто еще из ребят ездил с Берни на ту вечеринку, – говорит Тревор.
Гарри поджимает плечами.
– С этим покончено, – говорит он.
– Но ведь на месте Берни мог оказаться я, – продолжает Тревор. – Я чуть было туда не поехал… И очень может быть, что на куски разрезали бы меня!
– Хватит, я сказал… – ворчливо перебивает Гарри. – Все! Баста! Не желаю больше об этом говорить.
Нам требуется довольно много времени, чтобы основательно напиться и начать задумываться о сне.
– Можешь оставаться, Джек, – предлагает Гарри. – Ты ведь помнишь, где находится комната для гостей?
Но я не могу заснуть. Каждый раз, когда я начинаю задремывать, меня окружают похожие на хорьков кошмарные существа, и я, вздрогнув, просыпаюсь.
Утро. Я завтракаю с Гарри и Треви. В газете крупный заголовок – «ПОЖАРЫ В ДЕТРОЙТЕ. РАСОВЫЕ ВОЛНЕНИЯ В США ПРОДОЛЖАЮТСЯ. КОЛИЧЕСТВО ЖЕРТВ РАСТЕТ». Потом кто-то звонит Гарри. Он что-то говорит в микрофон, и лицо у него встревоженное.
– Едем, Джек, – говорит он, бросая трубку на рычаги. – Нам срочно нужно в Сохо. Там возникли проблемы.
Оказывается, сгорел один из торговавших гомосексуальной порнухой магазинчиков, с которого Гарри получал дань. Не осталось практически ничего. Повсюду разбросаны обгоревшие, утратившие глянец картинки с изображениями накачанных культуристов. Несомненно, это поджог. Бутылка с бензином или что-то в этом роде. Месть мальтийцев.
– Это личный выпад. Если бы они хотели причинить мне ущерб, они бы сожгли один из новых магазинов, которые я использую на правах аренды. Но они знают, что я «голубой», вот они и решили меня разозлить.
– Как нам быть, Гарри? Что делать?
– Ничего. Пока ничего.
– Но ведь нельзя же, чтобы это сошло им с рук. Нужно что-то предпринять!
– Послушай, Джек, я говорил тебе не горячиться, но ты не послушал. Ты стал сжигать упрямцев, и вот к чему это привело. Муни это не понравится.
– Ах, Му-у-уни-и… – презрительно бормочу я.
– Да, Муни. И с этой проблемой нам лучше всего обратиться к нему.
Я с трудом прячу усмешку. Гарри улаживает свои дела с легавым.
– Хорошо, но что ты хочешь от меня? Что я должен делать?
– Ничего. Я хочу, чтобы ты не делал ничего, Джек. Оставь все как есть.