В 1965 году я встретила в «Опилках» Эдди Дойла. Нас познакомил Гарри. Эдди стал бывать в клубе регулярно. Это было самое подходящее место, чтобы встретиться с другими «деловыми» и обменяться полезной информацией. И может быть, даже получить наводку.
Эдди был взломщиком. Скокарем, или, как его еще называли, «спелеологом». Он специализировался на бриллиантах и составил себе целое состояние, карабкаясь по канализационным трубам самых дорогих домов и особняков Лондона и прилегающих к нему графств. Впрочем, он умел карабкаться не только по вонючим коллекторам. Эдди был из Дептфорда, но носил костюмы с Сэвил-Роу и рубашки от Вашингтона Тремлета, обеспечивавшие ему доступ в самые шикарные кабаки города, где он мог выбрать подходящую жертву. Он регулярно читал «Татлер» и «Харперс», обращая особое внимание на статьи о светских мероприятиях, и рассматривал фотоснимки состоятельных граждан и их великолепных домов, пытаясь оценить сложности предстоящей работы.
Поначалу, я думаю, я заинтересовала его только как еще один способ получить доступ в круги, где вращались богатые и знаменитые. Даже когда мы начали вместе посещать дорогие рестораны и ночные клубы, я всегда была готова к тому, что его внимание может в любую минуту переключиться на окружающих нас женщин – точнее, на надетые на них меха и ювелирные украшения.
Я не сомневалась, что, когда мы с Эдди стали встречаться, Гарри отнесся к этому не без некоторой доли ревности. Я по-прежнему сопровождала его на приемах и других социальных мероприятиях, на которых ему по каким-то соображениям следовало появиться в женском обществе, однако по мере того, как мое увлечение Эдди становилось сильнее, это случалось все реже и реже. Вскоре мне стало очевидно, что Гарри относится ко мне слишком по-собственнически. Кроме того, его, похоже, беспокоило, что по сравнению с Эдди он выглядит несколько простовато. Эдди был вором, а не бандитом, поэтому у него были и стиль, и утонченность, тогда как Гарри предпочитал действовать грубой силой. Встречаясь, они тотчас начинали спорить о том, что носить, на каких машинах ездить и даже какое вино заказывать, но, если Эдди и удавалось доказать, что «Картье» далеко не такая модная штука, как «Улисс Жарден», это ничего не меняло: Гарри все равно был сильнее. Он обладал реальной властью, к которой Эдди всегда относился с почтением. Для его бизнеса было очень важно оставаться в хороших отношениях с такими людьми, как Гарри. Сбыт краденого оказывался подчас намного сложнее и опаснее самой кражи, а как раз в этой области у Гарри были довольно широкие возможности. Кроме того, если бандитам удавалось пронюхать, что какой-то вор сорвал куш, они не постеснялись бы отнять у него добычу, поэтому каждый раз, когда Эдди удавалось крупно заработать, он нередко делился с Гарри, чтобы тот обеспечил ему безопасность.
В подобных случаях Эдди никогда не жадничал. Насколько мне известно, он никогда не стремился участвовать в реализации краденого. Больше всего его заботило, чтобы кто-нибудь не помял ему «фотографию». Зато он буквально балдел от чувства опасности, связанного непосредственно с кражей. Я думаю, что успешный взлом приносил ему почти что сексуальное удовлетворение. Свой адреналин он точно получал. Меня он старался держать в некотором неведении относительно своих операций, но я почти всегда могла угадать, что Эдди сорвал банк – произвел coup,[42] как он это называл, – потому что в такие дни он был довольно пассивен в постели.
Но если не считать этого, жаловаться мне было практически не на что. Мне было хорошо с Эдди. Главное, он умел сделать так, чтобы я чувствовала себя особенной, самой лучшей. С ним я снова стала собой. Я сбросила вес, стала хорошо одеваться, вновь обрела уверенность в собственной привлекательности. С Эдди я проводила время куда лучше и приятнее, чем с любым из мужчин, которые были у меня до него. До такой степени лучше, что даже перестала беспокоиться о том, что превращаюсь в бывшую актрису.
Правда, в глубине души меня все же терзали сомнения. Я боялась, что в конце концов все это закончится крупными неприятностями, однако об этом я старалась не думать.
Как-то мы вместе отправились в «астон-мартине» на юг Франции. Сначала мы заглянули в Ниццу и остановились в «Вестминстер-отеле» на Променад д'Энглес. Нам обоим нравились широкие бульвары и пальмы, раскачивавшиеся под легким ветерком, дувшим со стороны невероятно голубого и теплого Средиземного моря. Целыми днями мы нежились на солнышке, а по вечерам с удовольствием исследовали чудеса haute cuisine – высокой кухни. Для общения с персоналом мы пользовались разговорником, частенько подтрунивая над французским произношением друг друга, однако в целом наша изысканная и утонченная жизнь доставляла нам бездну удовольствия.
Из Ниццы мы поехали в Канны. Когда мы ехали по Круазетт мимо лучших отелей – «Мажестик», «Карлтон», «Мартинес» и других, – Эдди внезапно повернулся ко мне.
– Когда я проверну по-настоящему крупное дельце, – сказал он, – мы с тобой сможем отойти от дел и поселиться здесь.
– Неплохая идея, – лениво откликнулась я. Эдди частенько мечтал о большом деле, способном обеспечить его на всю жизнь.
– Я серьезно!
– Разумеется, дорогой, – поспешно согласилась я.
– Нет, я действительно имею это в виду, Руби. Ты и я – вместе…
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать – выходи за меня замуж.
В конце концов я сказала «да», но сначала я, конечно, заставила его долго себя уламывать и даже предположила, что кольцо, которое он мне показал, скорее всего фальшивое. При этом мне ни на минуту не приходило в голову, что Эдди относится ко мне настолько серьезно. Я думала – он сделал мне предложение просто ради хохмы. Ему было приятно общаться со мной; кроме того, я была весьма полезна ему в качестве пропуска на общественные мероприятия, где он выбирал очередную жертву. Я привыкла к тому, что меня используют, и считала себя не столько его подружкой, сколько сообщницей. Наконец, мне не слишком-то улыбалась перспектива выйти замуж за профессионального вора: Эдди вряд ли был способен сделать из меня честную женщину.
И все равно я чувствовала себя словно в волшебном, романтическом сне. Быть может, все дело было в пьянящем воздухе Лазурного Берега, который ударил мне в голову, словно шампанское. И все же я впервые в жизни почувствовала себя спокойной и свободной. Это было очень похоже на счастье, и я постаралась убедить себя в том, что мы с Эдди любим друг друга.
Вернувшись в Лондон, мы занялись приготовлениями к свадьбе. Весной шестьдесят шестого мы поженились. Моим посаженым отцом был Гарри. Когда в церкви мы давали положенные обеты, моя мать сидела в первом ряду (мой отец умер несколько лет назад). Думаю, в тот день мама была за меня рада. Во всяком случае, мне показалось – она очень довольна, что я наконец-то кого-то нашла. Впрочем, Эдди просто не мог ей не понравиться. «Смотрите, заботьтесь о ней как следует, молодой человек», – сказала она на приеме в «Звездной пыли».
И поначалу Эдди действительно обо мне заботился. Мы провели медовый месяц на Тенерифе. Потом перебрались в очаровательный домик в Гринвиче на берегу реки. Эдди открыл небольшой антикварный магазин, который не только служил прекрасным прикрытием для его основного бизнеса, но и приносил кое-какие деньги. Что касается меня, то я понемногу работала, то тут, то там, а один раз даже получила превосходную роль в телевизионной постановке.
С Гарри мы в этот период виделись редко. Когда же мы встречались, я всегда была с Эдди. Несмотря на это, после нескольких бокалов Гарри пытался, как встарь, поговорить со мной по душам, обсудить что-то или кого-то. Я видела, что он рад за меня, но ему не хватало нашей прежней близкой дружбы.
Летом мы с Эдди снова вернулись на юг Франции. Там мы сняли виллу в От-де-Кан. «Это изысканнее, чем Сен-Пол-де-Венс, – уверил меня Эдди. – Изысканнее и утонченнее». Место действительно было превосходное: наш дом стоял на уступе на склоне холма, откуда открывался великолепный вид на Приморские Альпы. Опьяненные благоуханием тимьяна и бугенвиллеи, мы жили как в чудесном сне. Эдди играл роль преуспевающего бизнесмена с космополитическими вкусами, а я была его обаятельной и утонченной женой. Но чтобы этот сон стал реальностью, нужен был еще один coup. И на этот раз добыча действительно должна была быть очень крупной.