И – что это?
Сто раз проезжал тут, сто раз – отчего же теперь, на этом «нет-нет-нет» резануло: в линиях моста – скрещения стальных полос, острых, сверкающих на солнце лезвийной заточкой… в ритм попало, что ли?
Клетка. Настоящая стальная клетка. Не выйти, не вырваться, только резать…
Впереди и сзади потихоньку, на второй, ползли автомобили – мост был старый, узкий, никто бы не позволил Келли остановиться, перевести дух, сморгнуть наваждение. Он продолжал двигаться, бездумно… и глаза, слепнущие от тоски, шарящие по пятнам плакатов и лозунгов над шоссе и около, поймали вдруг…
Teacht.
Возвращение.
Нет, это вопросительный знак! То есть – Teach. Дом.
Откуда здесь… Почему гэльский? Как такое может быть?
А, черт, это английский же… Do you teach with inspiration?
Учишь… как ты учишь… вдохновенно…
Глупости-то какие, что ты… учишь… возвращение… домой… Но дома нет, куда возвращаться, учить – чему? Кого? Вдохновенно?!
Teach.
Teacht…
Он пропустил поворот к порту… Остановился в каком-то тупике, сидел, зажмурясь, и видел одно:
Дом.
Путь назад.
Отделаться невозможно – языки смешались, путь домой… Эрин…
Так Келли стал собираться домой. Выждал время, поговорил с Марчем. Друг Эван изумился, возмутился – что тебе, плохо тут? Но Келли сказал, что дело не в том – плохо, нет ли…а вот «Сида», Марч, будет тогда твоя вся…
Марч подумал, посчитал – основательный! – и согласился.
Но в глубине души не очень верил – даже когда они с Келли бумаги подписывали на передачу… Келли и сам себе не очень верил, но получил первый взнос от Марча – и три дня спустя на столе уже лежали билеты.
Хобарт – Сидней – Пунта-Аренас – Сантьяго.
И дальше – до Дублина.
Устроили прощальную вечеринку – для тех, кого от сердца отрывал, уезжая.
И все думали – за столом скажет – я ненадолго, туда и обратно, или хотя бы объяснит, что за стих нашел? Но Келли виду не подавал, что понимает – от него признаний каких-то ждут, слов, ясности.
Жена Марча, Патриция, не вытерпела – утащила Келли в коридор – поговорить. Но напрямую спросить – не получалось, не тот Келли был сегодня.
– И кто теперь мне скажет: «Падригин, мо хара»?
– А что? Будешь скучать?
– Это было… забавно.
– Ты же научила Дуду. Вот он и будет.
– Дуду – глупая птица. А ты – мой друг. Наш друг.
Келли посмотрел в стакан, поболтал соломинкой.
– Ничего, Падригин, мо хара. Это пройдет.
– Господи, Келли, какой ты странный… Ну, хорошо. Пусть тебе надо ехать. Но почему так? Отдал Эвану клуб…
– Не отдал, а продал.
– Да Бог с ним. И дом продал…
– А дом я как раз отдал, – полез в карман, вытащил визитку, – ох ты… Общество защиты прав диких животных, м-да… это потому, что прислали такую девушку симпатичную…
– Келли, я просто поверить не могу. Вот мы сейчас… ну еще час, два, три – допьем, доедим, допляшем… а потом?
– Пат, ну что ты… Со зверолюбами я договорился, не бездомный, переночую, а утром рано – на паром.
– Вот именно! Келли, ты в самом деле не собираешься вернуться? Это же твой клуб!
– Не мой, а Эвана. Он справится, не волнуйся.
– Да знаю я, что справится, я не о том… Это же кусок твоей жизни, разве можно вот так?
– Вот именно, Пат, – он поставил стакан на подоконник, осторожно разогнул ее пальцы – чтоб не стискивала локти, будто от холода, отпустил ладонь. – Все правильно ты говоришь. Кусок. И еще кусок. И там. И тут… А жизни-то и нет.
– Значит, ты думаешь, она где-нибудь там тебя поджидает? Вся такая цельная и готовенькая? Как ребенок, ей-Богу!
– Да нет, Пат, не ребенок. Уже нет. Но и оставаться я тоже… не могу.
– Потому что это – чертова дыра на краю света?
– Глупости. Какая еще дыра – в наше время… Но есть люди, которых я должен увидеть снова… есть.
Как я объясню тебе, думал он, как расскажу – тоска: пять лет с привидением. И Сида… и надписи на мосту.
– Так увидишь, и вернись! Зачем так – раз, и все, и наповал…
Келли покачал головой.
– Пат, я и сам не знаю. Но сделал, что сделал, и это правильно. У вас тут корни, а я пришел и ушел. Ну, только не надо, будто я святой или добрый волшебник, или что у вас тут до меня была проруха, а я все спас, это же неправда?