Дойдя до отделяющей огород от пасеки городьбы, за которой в траве стояли ульи, Алена опустила возле городьбы ведра, сама повернулась лицом к огороду, оглядывая его, как бы размышляя, откуда удобнее начинать, а начинать надо было с последнего ряда, за которым она и стояла спиной к городьбе.
С вилами в руках Алена отошла в угол огорода к крайней лунке крайнего ряда, примерилась вилами, отступив чуть от лунки, чтобы не проткнуть рожками картофелину, не поранить ее, оцарапав, надавила на колодку вил правой ногой, глубоко вгоняя рожки в податливую землю, а потом нажала на черенок вил, выворачивая картофельный куст с ботвой, с клубнями, с землей. Это называлось — подкопать ряд. Можно обойтись и без вил, сразу выдергивать ботву из лунки, разгребать лунку руками, выбирая картошку, но бывает, земля затвердеет к концу лета, ногти тут же забьет землей, пальцы быстро устанут, заболят. А с вилами куда как легче, осторожничая, приноровись, редко попадешь рожком в картошину, а ежели и зацепишь какую, то, не жалея, с мелкой откинешь — свиньям.
Так она подкопала десять рядов, а после этого, прислонив к городьбе вилы, без труда уже стала выдергивать из вывороченных лунок ботву, отряхивая ее от земли, картошин, державшихся на тонких белесых корнях, складывая ботву в кучу за спиной, разгребая руками лунки, выбирая картошины, крупные — в одно ведро, мелкие — в другое, высыпая наполненные ведра в два отдельных вороха на чистую, взрыхленную вилами землю.
Огород был сухой, в меру удобрен навозом, ухожен, картошка уродилась добрая, это было видно и по ботве еще в начале августа, когда Алена на выбор тревожила некоторые кусты, добывая по одной-две картошины из каждого куста — варила молодую. Молодая картошка никогда не бывала водянистой, но и не настолько рассыпчатой, чтобы рассыпаться в кастрюле, превращаясь в кашу, она трескалась, оставаясь целою, широкими сахарными трещинами, а тонкая нежная кожица по краям трещин слегка заворачивалась. Молодую картошку обычно варили к ужину, и вкусна же она была с маленькими, свежепосоленными грибками-груздками, с малосольными или свежими огурчиками, с холодной, из погреба, простоквашей.
Приученная матерью с самых ранних лет к разной работе, сначала в избе к венику и тряпке, к плите, к стирке, а позже — к работе на дворе — к огороду, грядкам, работе полевой, и не оттого, что матери тяжело справляться было, нет, исстари велось так — человек жив работой; умея делать все, что необходимо делать женщине-крестьянке, бабе, как выражаются по деревням, делая все добросовестно, выделяла Алена работу и для души, а вся остальная — была обыденной работой, без которой немыслим ни один прожитый день, немыслима вообще жизнь человека деревенского.
Во все времена года любила Алена топить баню, летом — сенокос, осенью — копать картошку. И не сажать ее, не полоть-окучивать летом — вот это-то как раз и без охоты делала Алена, а именно — копать.
— Мам, скоро начнем картошку копать? — бывало, спрашивала мать Алена, когда еще была девчонкой Аленкой Чугаевой. — Спояловы уже…
— Начнем и мы, — отвечала мать. — Сегодня что у нас, суббота? Вот уберемся в избе, на дворе, в бане помоемся, отдохнем завтра, а в понедельник и выйдем, дай-то бог погоду. Успеем, не переживай.
И то, что она любимая, — работа эта превращалась в праздник. И не просто работа, уборка картошки как таковая, которую необходимо сделать ко времени, и все, а как бы итог проделанному весной и летом. Выкопал картошку, ссыпал сухую в погреб, подпол — и сразу забот наполовину поубавится, освободишься от лишних дум. Остальные заботы осенние — вроде бы мелочи, если с картошкой сравнить.
Копала Алена картошку на своем огороде одна, копали вдвоем с Прокопием, копали часто и втроем — сын Трошка помогал. Втроем быстрее, веселее за разговорами. Трошка выйдет утречком пораньше, подкопает вилами десятка три рядков, ботву выдернутую соберет в кучи, чтобы под ногами не путалась, а после вместе с отцом, с матерью начнет выбирать, ведра носить, высыпать в вороха. Будылья подсолнухов вырвет попутно, на ботву бросит. Он же кучи эти весной перед пахотой сжигает — любит жечь их.