— Васенька… — со слезой умиления в голосе обратился я к своему постояльцу. — Курочка ты моя Ряба… Яичко моё золотое… Вот послал мне тебя Бог на старости лет… Укрепляй, родной, оборону страны, укрепляй… И ничего не бойся — нам теперь обоим охрану усилили…
Нетрезвая моя речь потрясла Васятку — и уставил он на меня голубенькие свои глазёнки, в которых сиял восторг и не сквозило ни единой мыслишки.
Утром радость поугасла. Точнее сказать, я сам её сознательно пригасил. Понимаете, с годами привыкаешь к тому, что за каждую удачу тут же приходится расплачиваться. Для меня это прописная истина.
Итак, поразмыслим, какая же именно расплата может грозить нам с Васяткой. Допустим, ничего он больше гениального не намаракает — и проект закроют. Почему нет? Вполне возможный вариант. Стало быть, денежку надо не тратить, копить надо денежку на чёрный день…
Ненавижу прописные истины — и не за то, что они прописные, а именно за то, что истины!
Но, как вскоре выяснилось, даже я со старческим своим пессимизмом не смог предположить, насколько всё быстро стрясётся.
Беспокойство царапнуло сразу, как только Никанор Палыч позвонил мне на работу. Велел всё бросать и немедленно идти в кафе.
Стоило миновать стеклянный тамбур, я понял, что скверное предчувствие не обмануло. Мой благодетель ожидал встречи где обычно, но что-то с ним было не так. Сидел понурый, тусклый, поблёкший. И поздоровался как-то не слишком бодро.
— Что-нибудь случилось, Никанор Палыч?
— Случилось, — бесцветным голосом отозвался он.
Поднял усталое, едва ли не измождённое лицо и с сочувствием на меня посмотрел.
— Да вы садитесь, — сказал он. — Такие новости лучше выслушивать сидя.
Я сел и приготовился к худшему. Рано, рано мы торжествовали. Надо полагать, ошиблись специалисты с четвёртым листком…
— В общем, так… — сделав над собой усилие, похоронным голосом известил Никанор Палыч. — Васятка-то наш — не тот…
— Что значит — не тот?
— То и значит… Догадались наконец сравнить его ДНК с ДНК родственников. Не тот. Просто внешне похож…
Давненько не доводилось мне ощущать на собственном лице столь тупого выражения.
— А что ж они раньше молчали?!
— Родственники?.. А не спрашивал никто — вот и молчали. Сбыли с рук — и ладно…
Да, пожалуй, правильно я сделал, что сначала сел.
— Позвольте! Вы говорите, не тот… А где тот?
— А тот скончался полтора месяца назад от инсульта. В полутора кварталах от больницы… откуда он сбежал…
— А мой тогда кто?!
— Выясняем…
Вон оно как! Стало быть, курочка моя — не Ряба… Да, но яички-то — несёт! Золотое одно снесла… И подсказало мне многоопытное моё нутро, что именно сейчас, в эти самые мгновения, решается наша с Васяткой судьба.
— Кто заказывал экспертизу? — проскрежетал я. — Вы?
Он уныло шевельнул бровью. Да, дескать, я…
— Начальству уже доложили?
— Доложу ещё…
— А надо?
Бывший благодетель вскинул глаза, подобрался, вновь стал деловит и суров.
— Так, — решительно произнёс он. — А вот об этом, Валерий Степанович, не может быть и речи. Доложить я обязан.
— Расхотели, значит, помочь потерявшему рассудок? — зловеще осведомился я.
Никанор Палыч молчал.
— Обороне страны помочь расхотели?
Он скривился, махнул рукой.
— Да бросьте вы… Какая тут оборона?..
— Какая?! — сдавленно переспросил я. — А лист номер четыре? А прорыв… Уж не знаю, где у вас там прорыв!..
— Случайность…
— Да за одну эту случайность вас в звании повысить должны!
Бывший работодатель задумался.
— Ну не тот наш Васятка, не тот!.. — продолжал напирать я. — Да! Дурачок он! И что с того?.. Может, тот, который от инсульта, тоже дурачком считался, пока разработку в сеть не выложил! Подсознание-то у Васятки — пашет!.. Может быть, даже лучше пашет, чем у того… настоящего…
Никанор Палыч внимательно меня слушал.
— Стоп! — сказал он. — А вот это, пожалуй, аргумент. С этим можно идти на доклад…
Квартирка вымыта, выскоблена, нигде ни пылинки. Мы с Васяткой сидим рядышком перед раскрытой на столе книгой. И всё-то у нас хорошо! Неведомое начальство Никанора Палыча решило пока проект не сворачивать. Тем более что листок номер восемнадцать опять натолкнул специалистов на какие-то там небывалые идеи.
Кстати, как выяснилось, Васятку нашего зовут вовсе не Васяткой, но, поскольку звать его, кроме нас, больше некому (опекунша-тётка недавно преставилась, почему он и оказался на улице) имя решили не менять.
— Вот… — Поколебавшись, я тычу пальцем в особо невразумительную формулу. — Ну-ка давай! У кого лучше получится…