Я вижу свое отражение в зеркальной витрине аптеки. Останавливаюсь, чтобы присмотреться к себе. Сегодня я в хорошей форме. Я говорю это без тени смущения: у меня нет неумеренной любви к человеку, которым я стал, но я могу по достоинству оценить его отражение. Я по-прежнему хорошо выгляжу, а с тех пор, как мне исполнилось сорок, даже лучше. Виски поседели, что придает мне респектабельный вид. Глаза чуть запали, что придает моему взгляду глубину. Я не жалуюсь на эти ранние признаки возраста. Благодаря им женщины относятся ко мне не так настороженно.
Дело не в том, что мне нравится ранить их чувства. Проблема не в них, а во мне. Мне всегда быстро становится скучно. Таких, как я, конечно, много, но это ничего не оправдывает. Я не оригинален, хотя и создаю такую видимость. На самом деле я похож на всех мужчин своего времени, мужчин без верности, без чести.
Я посвящаю себя своему телу и его ублажению. Свои ежедневные потребности я свожу к выпивке, хорошей еде и женщинам. Поэтому я довольствуюсь малым. Остальное меня не волнует, особенно дела душевные. Я давно перестал читать для удовольствия. Тем не менее в то время, когда происходили события, я изучал литературу и любил читать.
У меня нет ученой степени, но тем не менее есть скромная работа — я рецензент в одном издательстве. О литературе речи нет. Мой работодатель — и это не его вина — может позволить себе издавать только несколько книг в год, единственные, которые все еще можно продать, это в основном книги о личностном росте. На прошлой неделе я получил две рукописи, которые еще не смотрел: «Как стать счастливым за тридцать дней» и «Как сделать так, чтобы женщина стала вашей». Так что все верно: я — мужчина современный.
Но вам я могу сказать вот что: чтобы быть счастливым после событий, достаточно привыкнуть жить каждый день так, как будто завтра придет Смерть. Я прекрасно понимаю, что ничего нового я не сказал. Но в наше время стародавняя заповедь Carpe diem, carpe horam[7] обрела истинный смысл. Сегодня больше чем когда-либо античные изречения несут в себе удивительную точность, как и простонародные выражения мадам Грасия. Она не ошибается, когда день за днем говорит мне, что больше нет времен года.
Уже много лет я живу в этом убогом «изобилии». Моя работа позволяет не голодать. Ее у меня немного. Я трачу на нее всего два-три часа в день, а после занимаюсь тем, что мне больше всего нравится: гуляю по своему району — прямо как сейчас.
Бистро, в которое я обычно хожу, закрыто. Так что я иду в кафе на бульваре. Заказываю кофе из цикория и сажусь за столик. На обед хозяин предлагает мне мясное рагу. Стоящий позади него официант мотает головой. Все ясно. Спрашивать, чем они заменили говядину, не буду. Выбираю луковый суп, беспроигрышный вариант. Оглядываю зал. Он почти пуст. Несколько пьянчужек у бара слушают радио. Один из них подходит и садится рядом со мной. Я отворачиваюсь, но безрезультатно. Он заводит со мной разговор о Большой охоте. Он и у бара об этом болтал, так что выбора у меня нет. А я ненавижу такие пустые разговоры. Что еще хуже, он начинает задавать мне вопросы. Хочет знать, что я обо всем этом думаю. Только мадам Грасия позволительно болтать глупости. На этот раз я смотрю ему прямо в глаза и одариваю его своим особенным взглядом, с ледяной улыбкой, которая вытаскивает меня из многих неловких ситуаций. К сожалению, тип уже совсем надрался и, похоже, это на него не действует. От него несет, и при разговоре он плюется, хотя сам этого, похоже, не замечает. Я смотрю на его руки. У него пухлые пальцы, а ногти пожелтели от курения. И в этот момент официант приносит мой обед. Липкая тарелка пахнет горелым. Все равно аппетит уже пропал.
Я отодвигаюсь, как могу, на банкетке, чтобы поменьше слышать своего навязчивого соседа. А, так ему нужен был мой суп… Жаль, я это не сразу понял. Попроси он меня, я бы этот суп ему тут же отдал. Опять же, не обманывайтесь, думая, что это такое проявление щедрости. Я так поступил, только чтобы избавиться от него. У меня все еще есть мой кофе с цикорием.
Я снова прислушиваюсь к голосу радиоведущего. Голос стал подвывать. Охота возобновилась. Утка наконец-то покинула свою ветку. Она взлетела и, кажется, направляется к собору Парижской Богоматери.
Первым ее увидел работавший на крыше собора молодой каменщик. «К вам! К вам! Она летит к вам!»— крикнул он со строительных лесов своему бригадиру. На другом конце участка при виде летающей кругами птицы бригадир достал из сумки кусок хлеба и раскрошил.