В десятый раз за день протягиваю руку к баночке с болеутоляющим, засовываю в рот таблетку, запиваю ее стаканом воды и забираюсь обратно под одеяло. Лекарство отчасти облетает боль, но полностью избежать мучений можно только во сне. Если получится уснуть. Лежу с зажмуренными глазами в надежде, что сон придет, но тут звонит телефон. Как можно осторожнее я протягиваю руку к аппарату, стоящему на прикроватной тумбочке.
— Алло.
— Привет! Это я, Оуэн.
Секунду я медлю, не зная, как отреагировать. На прошлой неделе мне пришло в голову соврать ему, что следующий месяц или около того я проведу в Нью-Йорке. Мое первое желание — положить трубку, но уже поздно. Теперь ему известно, что я дома.
— А… привет.
— Я звонил тебе а офис, собирался оставить сообщение на твоем корпоративном автоответчике, но кто-то ответил и сказал, что ты дома и отходишь от какого-то хирургического вмешательства.
— Что? Кто это сказал? — мой голос звучит жестче, чем когда-либо после операции. Единственный, кто знает о том, что я занялась пластикой лица — Бренда, но я даже не могу помыслить о том, что она могла выдать секрет.
— По-моему, она назвалась Гретчен.
Эта пронырливая стерва как-то пронюхала о моих проблемах!
— Она не объяснила, что это за операция. Надеюсь, ничего серьезного?
— Нет, легкая операция, — заверяю его я. — Слушай, я сейчас очень устала. Ты мог бы перезвонить позже?
— Конечно. Но как насчет того, чтобы сначала впустить нас? Мы с Билли у тебя под дверью. Когда мне стало известно, что ты больна, я решил кое-что прикупить и завезти тебе.
Сердце подпрыгивает в груди, а в голове взрывается бомбой такая боль, что кажется, будто я сейчас потеряю сознание. Нет, он не должен видеть меня такой. Даже я сама не выдерживаю этого зрелища.
— Сейчас неудобно, Оуэн. Прости.
— Да ладно тебе. Мы на секунду, — говорит он, и кроме его голоса я слышу какие-то посторонние звуки. Надеюсь, что это шалит Билли. Но тут оказывается, что кто-то из моих соседей в этот самый момент открывает парадную дверь. — Твой сосед впустил нас в дом, так что мы сейчас будем у тебя, — произносит Оуэн и кладет трубку.
— Черт! Черт! Черт! — шиплю я, спеша к зеркалу. Черт подери — глаза и щеки в синяках и отеках. На горбинке носа пластырь, а на веках все еще видны швы. Никакой макияж даже на сотую долю не прикроет ужасных следов, которыми так щедро испещрено сейчас мое лицо. Да и страшно подумать, какую боль мне причинит любое прикосновение к лицу, я ее просто не переживу. К тому же я не принимала душ и не причесывалась уже несколько дней. Я похожа на женщин, пострадавших от насилия, чьи фото часто показывают в суде, или на жертву техногенной катастрофы, автомобильной аварии… «Авария!» — вот оно, спасительное объяснение. Да, авария!
Я хватаю щетку, пытаюсь причесаться и понимаю, что это бесполезно. Едва я бросила щетку на тумбочку, как раздался стук в дверь. Волна адреналина уже спадает, я ковыляю в прихожую, делаю глубокий вдох и поворачиваю ручку.
— Привет, — эх, сейчас на его лице отразится ужас.
— Привет, — отвечает он, и я замечаю лишь озабоченность и ничего больше. — Что случилось?
— Я собиралась в Нью-Йорк, ну, ты знаешь, я говорила об этом на прошлой неделе, так вот, я ехала в аэропорт, чтобы улететь в Нью-Йорк и попала в аварию.
— Боже мой! Ты как?
— Все будет в порядке. Я пробила головой лобовое стекло, так что нос сломан, и лицо пострадало. Но врачи уже все поправили. Теперь осталось дождаться, когда сойдут синяки и спадет опухоль.
— Ужасно, — говорит он, и тут я замечаю Билли. Мальчишка прижался к ноге отца, словно в поисках защиты. Я так внимательно следила за реакцией Оуэна, что не обратила внимания на малыша. Может, Оуэн и не пришел в ужас, но Билли смотрел на меня так, будто перед ним сам сатана.
— Привет, Билли. Не бойся. Я попала в аварию и сейчас лечусь.
Кажется, мои слова никак не успокоили ребенка. Он продолжает таращиться на меня и только крепче прижимается к ноге отца, как будто хочет спрятаться.
— Скажи Норе «привет», — говорит сыну Оуэн и поднимает его на руки. Паренек отворачивается и зарывается лицом в шею отца.
— Прости, он стеснительный.
— Да ничего страшного. Я бы тоже себя нынешней испугалась.
— Мы можем войти?
— Конечно, — отхожу в сторону, только сейчас сообразив, что так и не удосужилась пригласить их внутрь. Они идут за мной в гостиную, мы садимся на диван — Билли устраивается на коленях Оуэна.
— Мы к тебе ненадолго. Я неудачно припарковался. Хотел вот заскочить, проведать тебя, да завезти кое-что, — он ставит на стол сумку с продуктами, достает из нее журналы, банку с супом и имбирное пиво.
— Очень мило, — я искренне растрогана.
— Да не проблема, — он замолкает и пристально смотрит мне в лицо. — Боже, да тебе действительно досталось. Ты врезалась в другой автомобиль или…
— Да… ну… в общем, это в меня врезались. По крайней мере, так мне сказали. Даже не помню, что произошло. Оказывается, это довольно частое явление при автомобильных авариях.
Я быстро соображаю, что если притвориться, будто ничего об аварии не помню, то не придется сочинять детали.
— Я надеюсь, ты подала в суд.
Пытаюсь захихикать, но даже простая улыбка доставляет мне боль.
— Посмотрим, — отвечаю я.
Билли поворачивается ко мне — страх на его лице сменился любопытством.
— Почему ее лицо такое говубое? — спрашивает он отца.
Оуэн смотрит на меня немного виновато и переводит взгляд обратно на сына.
— Она попала в аварию на машине. Когда люди попадают в аварии, то иногда их лица становятся синими и опухают. Смотри на тетю спокойно, тебе нечего бояться.
— Это оцень больно? — теперь Билли спрашивает меня.
— Ну… да, Билли. Больно. Но терпеть осталось недолго. Я выздоравливаю.
— У меня тоже было говубое пятно, когда я стукнулся головой об стол.
— Правда?
— Да, но все пвошло.
— Это хорошо, — я была рада уже тому, что он больше не шарахается от ужаса и не жмется к папочке.
— Вот и твои говубые пятна заживут, — говорит он мне и тут же обращается к Оуэну. — Так, папа?
— Конечно, — улыбается мне Оуэн. — Скоро она будет как новенькая, — уверяет он и поворачивается к окну позади дивана. — Черт возьми! — вскрикивает он.
— Это пвохие слова, — укоряет его Билли.
— Они эвакуируют мою машину, — Оуэн поднимает Билли с колен и встает. — Подожди здесь, сынок, — бормочет он и обращается ко мне. — Я скоро вернусь.
Оуэн торопливо выходит из квартиры, быстро, чтобы сын не успел отреагировать на то, что папа оставляет его наедине с Медузой Горгоной. Закрывается дверь, а я поворачиваюсь к Билли. Тот стоит у дальнего края дивана. Некоторое время мы наблюдаем друг за другом. Глядя на этого малыша, я не могу не чувствовать уколов ревности. Его кожа мягкая, на лице ни морщинки. Нет такого, чего бы я не сделала, чтобы заполучить подобный цвет лица…
— Все в порядке. Оуэн… то есть твой папа скоро вернется. Посиди пока на диване.
Он продолжает таращиться.
— Ну, хорошо, — произношу я и выглядываю в окно. — Посмотри в окно. Через минутку сможешь увидеть там своего папу.
Билли следует моему совету, и через пару минут мы видим Оуэна, который яростно дискутирует с водителем эвакуатора.
— Вот и он. Скоро вернется обратно. Хочешь, я включу тебе телевизор? Может, мультфильмы какие-нибудь?
— «Губку Боба»?
— Кого?
— Ну, «Губка Боб» не идет сейчас?
Что за Губка Боб такой, к чертовой матери? Так называют контрацептивы!
— Хм… не знаю. Но давай проверим, — я поднимаюсь, чтобы найти пульт и, откинув в сторону пару журналов, чувствую, как горло у меня перехватило. — Сейчас вернусь, — бросаю я Билли и удаляюсь в сторону ванной со всей скоростью, возможной для человека с приступом удушья.
Вхожу в ванную и еле дышу — что-то встало поперек горла. Подхожу к зеркалу и стараюсь заглянуть к себе в рот, но не хватает света. Засовываю в рот руку и пытаюсь пропихнуть пальцы поглубже — но ничего не нащупываю. В панике возвращаюсь обратно в гостиную.