В городе меж тем продолжался бой. Мои мотострелки и армейская пехота при поддержке танков и самоходных артиллерийских установок – САУ, продвигались к центру города, к штабу армейской группировке врага, не успевшему отступить.
Как обычно, вперед я не рвался. Уличные бои не для меня.
Вскоре меня вызвали к Горбатову. С собой я взял Вяземцева и Брежнева, теперь уже подполковника.
– Ну что, орлы! – В комнате небольшого домика, было тесновато. – Поздравляю, все наши части, взявшие Харьков, отныне гвардейские и носят наименование Харьковские! Вечером в Москве будет салют в честь освобождения города.
– Но ведь город еще не взят! – попробовал высказаться какой-то штабной. Но на него шыкнули. Все понимали, что это дело нескольких часов, вероятно комфронта Конев поспешил доложить Ставке об успехах на своем направлении.
– Пришел приказ продолжать наступление, – нахмурившись, сказал Горбатов. Я объяснил комфронта, какое положение у нас создалось, и что будет, если мы продолжим наступление.
Командарм замолчал.
– Разрешите? – взял слово я.
Горбатов кивнул и я доложил:
– Кавалерийская бригада и танковый батальон моего корпуса вот-вот выйдут к городу Красноград, от них получена радиограмма.
Горбатов и все заинтересовано прислушались. В этот момент ко мне протиснулся появившийся Травченко и зашептал мне на ухо. Я с минуту помолчал и торжественно сказал:
– Только что получено сообщение. Танковой ротой капитана Бровкина взят город Люботин. Кольцо замкнулось!
Все зашумели.
– Тихо! – Горбатов склонился над картой. – Какой район?
Я уточнил.
– Да, – протянул командарм, – сотня километров отсюда.
Появился офицер связи, и протянул генерал-полковнику
листок. Тот прочел и еще больше нахмурился.
– Так, противник опомнился и занимает жесткую оборону в километрах тридцати западнее Харькова. Нашим наступающим частям пришлось также занять оборону – окруженная группировка пробует прорваться.
Я задумался, получается, что какая-то часть моего корпуса оказалась в окружении, почти без боезапаса и топлива.
Но тут, как бы читая мои мысли, командарм сказал:
– Захваченное терять нельзя, потом кровью умоемся! Наступать мы тоже не можем – силенок не хватает. Пока свяжусь с авиацией. Нужно поддержать наших с воздуха.
Авиация. А ведь это выход!
– Можно? – потеснив Горбатова, я тоже склонился над картой. – В первом донесении было сказано, что моему авангарду удалось захватить вражеский аэродром. Он тоже пока удерживается.
– Продолжай, – заинтересовался Горбатов.
– Что, если ближе к аэродрому – в помощь нашим, высадить десант и постараться расширить удерживаемый нами участок. Стоит еще и зенитчиков послать – часть орудий и установок немцев наверняка захвачены целыми.
– Я уточню, – тут же сказал Травченко и вышел.
– Согласен, – поддержал меня Горбатов, – нужно действовать молниеносно, пока противник не опомнился, и не подтянул силы.
Он тут же отдал приказ:
– Немедленно связать меня с Коневым и командирами авиаполков! Подготовить батальон, нет два, для высадки с парашютами! Думаю, такие, кто хоть раз прыгал, во всей армии найдутся!
Снова хозяин кабинета сидел задумчиво, куря трубку. Только что закончилось совещание генерального штаба. Только начали обсуждать дальнейшие действия фронтов после победы на Курской дуге, как посыпались другие, не менее радостные новости. В результате стремительного наступления сил Брянского фронта освобожден город Орел. Не успели утихнуть волнения присутствующих, как принесли новые сообщения. Освобожден Харьков, почти целая армия врага попала в окружение. «Так держать!» – подумал тогда Сталин. Тут же было принято решение продолжать наступление. Но еще немного погодя пришло сообщение от маршала Конева – продолжать наступление нечем, все силы фронта уходят на то, чтобы удержаться на достигнутом и не дать окруженным вырваться из образовывающегося котла.
– Сколько солдат противника может оказаться в котле? – спросил Сталин.
– Не меньше пятидесяти тысяч, – сказал Тимошенко.
– То есть целых пять полнокровных дивизий, – уточнил Сталин.
Маршал кивнул.
– Эту группировку врага надо уничтожить, – заключил верховный главнокомандующий, – чтобы она не смогла отойти и закрепиться на днепровских рубежах.
– Да, – сказал вошедший полковник, с вновь принесенными бумагами, – тут вот как раз об этом.
Сталин взял, прочел. Встал, обернувшись, посмотрел на висящую на стене карту.