— Вот! — торжествующе воскликнул оценщик. — Видите?
Кэмерон сидел и тяжело дышал, из его приоткрытого рта в морозный воздух вылетали дрожащие облачка пара, его непослушные холодные пальцы судорожно ухватились за край блока, и он посмотрел на окружавших его людей.
— Вы думаете, я пьян, не так ли? — спросил он, сузив глаза. — Чертовы глупцы! Все вы, особенно рыжеволосый! Думаете, я пьян! Вот тут вы ошибаетесь. Сейчас я трезв, как никогда. Только в такое время. А затем я могу снова обрести мир. Ведь все остальное время я пьян. Вижу вещи, которые не существуют. Я пью, чтобы покончить с белой горячкой. Пью, чтобы однажды узреть четко. Узнать, что все это не имеет значения... Ничего... Совсем ничего... Это так просто. Пить, чтобы научиться ненавидеть вещи. Мне никогда в своей жизни не было лучше.
— Очаровательно, правда? — сказал оценщик.
— Заткнитесь, — ответил Дэрроу.
— Пропади вы все пропадом! — внезапно воскликнул помощник. — У нас бы не было таких проблем, найми мы настоящего архитектора! Вот что случается с людьми, которые по доброте душевной вытаскивают из грязи всяких никчемных лодырей, которые сроду ни на что хорошее не были способны, старого алкаша, который...
Рорк повернулся к нему, внезапно отвел руку назад и вниз, а затем медленно двинул ею вперед, словно вбирая в сгиб локтя всю силу воздуха. Это было лишь мгновенной вспышкой, которая, казалось, растянулась на долгие минуты. Движение закончилось, напряженный кулак руки ударил мужчину в челюсть, и через пару мгновений помощник уже был на земле, его колени согнуты, а рука прижата к щеке. Рорк стоял, широко расставив ноги, безжизненно опустив руки вдоль боков.
— Давайте поднимемся наверх, — как ни в чем не бывало предложил Рорк, поворачиваясь к Дэрроу. — Позовите прораба. Я расскажу ему, что предстоит сделать.
Они вошли в здание, позади них шагали Кэмерон, глуповато смотря куда-то вперед, и помощник, прихрамывая и отряхиваясь, бормоча в никуда:
— Да какого черта, я не хотел никого задеть. Какого черта, ты не можешь со мной так обращаться, сукин ты сын, я тебя живьем зажарю, я же не хотел никого задеть...
Прораб последовал за Рорком и Дэрроу к лифту, молча и неохотно, с сомнением поглядывая на Рорка. Лифт, который в действительности представлял собой несколько скрепленных между собой досок с неустойчивыми перилами, висел у стены здания, раскачиваясь и дрожа, его тросы скрипели на ветру. Под ними раскинулись далекие тротуары, вдоль которых по узким улицам ровной чередой проплывали маленькие крыши автомобилей, постепенно удалявшиеся в бездну города, исчезавшие из виду. Со всех этажей близлежащих домов на них молча глазели большие окна, перемежавшиеся плоскими крышами, которые нарушали общий монотонный вид и будто тугим прессом придавливали дома к земле. Прораб задумчиво ковырялся у себя в зубах; Дэрроу держался за деревянные перила; Рорк ухватился рукой за канат и стоял с широко расставленными ногами, глядя на простиравшиеся под ним этажи здания.
Поднявшись на двадцать этажей над землей, они вышли из лифта и ступили на серую плиту из бетона в открытую кабину, которая должна была стать надстройкой над домом.
— Сам видишь, — подтвердил Дэрроу, — все выглядит даже хуже, чем оно было на словах.
Рорк сразу все понял по болезненно-серому цвету бетона, не нормальному серому, как на остальных этажах; он мог слышать это собственными глазами, предостерегающий крик, тревожный звонок, раздававшийся из холодного, плотного и плоского слоя пола под его ногами. Словно кожа создания, которое он любил, вобрала в себя страшную болезнь. Теперь вдруг это существо передали ему на попечение, и Рорк, словно доктор, прислушивался к стенаниям, слишком уверенный в симптомах, но страшащийся поведать об этом больному. Он пробежался пальцами по холодному краю колонны, окрашенному в предательский серый цвет; мягко, рассеянно, будто сочувственно прикасаясь к руке любимого пациента, с пониманием, с утешением, пытаясь подбодрить и услышать благодарность в ответ.
— Ну, мистер Рорк? — поинтересовался прораб. — Что может произойти?"
— Например, следующее, — ответил Рорк. — Когда вы поднимете сюда оборудование для лифта, оно вместе с полом провалится вниз и улетит к самому основанию.
— О боже! Но что же нам тогда сейчас делать?
Рорк отошел от наблюдающих за ним людей, медленно обошел каждую колонну, оглядывая каждую перекладину, каждый метр поверхности. Звуки его шагов часто и глухо отражались от неприкрытого бетона. Затем он остановился, засунул руки в карманы и молча стоял с поднятым воротником, возвышаясь на фоне пустого серого неба. Из-под его старой кепки шапки выбивалась одна-единственная прядь рыжих волос. Теперь все дело за ним, подумалось ему, и каждый потерянный час на вес золота, каждый час приближал их к неминуемому. Переделать бы все, убрать бетонный слой — это было бы равно двум неделям кропотливой работы в попытке исправить огрех, на совершение которого хватило одного дня. Более того, такой подход мог создать еще больше хлопот, если здание не выдержало бы его без деформаций. Ему придется оставить бетон таким, какой он есть сейчас, а вместо этого изобрести какие-нибудь опоры для поддержки этажа. И все это, когда свободного места и так практически не было, когда каждый метр здания был тщательным образом распланирован согласно задумке Кэмерона. Изобрести что-нибудь такое, подумал Рорк, и при этом ни на йоту не изменить ничего в уже существующем, оставив неизменным силуэт здания, его крышу и гордый профиль — все в соответствии с тем, как того хотел Кэмерон, как того требовала каждая изящная, ясная и могучая линия на его грандиозном чертеже. Чтобы решить, подумал он, взять в надежные руки работу мастера, спасти ее, безошибочно воплотить его мечты сталью и строительным раствором. И Рорк не был к такому готов, он не мог быть готов. Но так думала лишь одна его часть, смутно и абстрактно, без четких слов и логики в них, словно собранная в один скрученный комок, давящий на него в глубине желудка, в комок, который разорвался бы всеми этими словами, остановись и реши он раскрутить его. Этот комок пытался свести с угла его вторую половину, а та была спокойна, расчетлива и аккуратна.
Он долго стоял неподвижно. Затем он взял кусок доски с земли, достал карандаш из кармана. Он водрузил доску на согнутое колено той ноги, что стояла на куче планок, и стал стремительно чертить прямые отрывистые линии, выстраивая на жестком дереве наброски тех опор, о которых мучительно долго думал. Это продолжалось достаточно долго, и все это время двое мужчин подходили к нему, заглядывали через плечо и снова в задумчивости разбредались по сторонам. Затем, когда чертеж наконец приобрел осознанное очертание, первым отреагировал именно прораб, с воодушевлением вздохнув и воскликнув:
— Господи боже! Да это же сработает! Так вот, к чему вы вели! — На что Рорк лишь кивнул головой и продолжил работу.
Закончив, он протянул доску прораб}’, кратко пояснив и так понятное по грубым линиям, в спешке нарисованным на ней:
— Возьмите колонны, которые вы приготовили внизу... поставьте их в качестве опор сюда... видите?., и сюда... выгружаете шахты лифта сюда, понятно?., и сюда... изоляционные трубки проводите здесь... вот и все в общих чертах.
— Господи! — испуганно и одновременно радостно воскликнул прораб. — Так ведь никогда еще не делали!
— А вот вы — сделаете.
— Они выдержат, — сказал Дэрроу, изучая чертеж, — возможно, нам придется дополнительно проверить и укрепить некоторые балки... например, здесь... но в целом опоры выдержат.
— Владельцам это придется не по душе, — с запоздалым сожалением выразил свое опасение прораб.
— Они смирятся с этим и будут держать свои чертовы рты на замке, — отрезал Рорк. — Дайте мне еще одну доску. Теперь смотрите. Вот что вы сделаете с двумя этажами ниже этого. — И он снова долго чертил, время от времени скупо поясняя детали для присутствующих.