В тридцатых годах коммунисты и советские активисты ущемили алчные аппетиты псалмопевца. Он «перестроился», стал внешне кротким, а по-существу — еще более лютым врагом всего нового, передового. Исполняя религиозные обряды, он тихой сапой, попутным делом охаивал советские законы, советские порядки. Его разоблачили, привлекли к судебной ответственности, приговорили к 10 годам лишения свободы. Отбыв срок наказания, он вновь появился в нашей магнитогорской округе.
Встретили Илью Резепина по-хорошему, как и полагается по нашим советским законам, по нашей Советской Конституции — самой гуманной, самой демократической Конституции в мире. «Блудного сына» устроили на работу, он стал жить в квартире сына на проспекте Металлургов. Однако не честным трудом, а черной неблагодарностью ответил он на заботу родного общества.
Правда, первое время Илья Резепин жил и трудился, как положено каждому, а затем — не утерпел — пустился в прежние доходные махинации.
На сей раз в роли праведника Илья выступил на… городском кладбище.
Воспользовавшись тем, что по случаю древнего религиозного праздника — дня поминовения родных — на кладбище скопилось изрядное количество стариков и старух, Резепин предложил им свои услуги.
— Службу справлю не хуже архиерея.
— Ты? — усомнились было старики и старухи.
— Ведь я же священник, — ответил Резепин.
— Да у тебя, отец, поди, и молитвенника-то нет?
— А это что? — Резепин вынул из кармана плаща старую расчетную книжку, предусмотрительно втиснутую в голубые корки от блокнота.
— Тогда в добрый час, служи, родной… — обрадовались старики и старухи.
И загудел над кладбищем голос мошенника: «Помяни, господь, за упокой, раба божьего…» И потекли в его карман пятерки, червонцы, четвертные. Резепин ликовал: «Полтысячи уже есть… Еще с тысчонку отхвачу и скроюсь…»
«Обедню» испортили молодые люди. Возмущенные наглостью мошенника, обирающего стариков и старух, они задержали его.
Пойманный с поличным, Резепин мигом потерял самоуверенность, дрогнул, заскулил елейным голосом:
— Верю ли я в бога? Нет, не верю. Имею ли церковный сан? Нет, не имею. Имею ли право служить религиозные культы? Тоже нет. Зачем же я делал это? Просто воспользовался суеверными предрассудками собравшихся, подзаработать решил, деньги-то все равно бы попам достались. А их я знаю, как свои пять пальцев, — грязные, алчные люди: за копейку зайца догонят, за пятак отца родного продадут…
Рядом с буйной порослью нового, здорового чудовищно выглядит этот циничный слизняк, репейник прошлого. Он цепляется всюду, где мы не доглядим, раздувает там религиозные предрассудки, мутит воду, наводит тень на ясный день.
С. ШУШУНОВ
Паучье племя
По некоторым данным на Земле насчитывается около двадцати одной тысячи видов пауков. В научной литературе достаточно полно описываются повадки этих хищников. Но не будем забывать и о другой разновидности паучьего племени. О тех пауках, которые носят рясы.
Речь пойдет о священнослужителях, свивших свое паучье гнездо в Магнитогорске — в Михаилоархангельской и Никольской церквях.
Во дворе первой из них приютилась невзрачная на вид избушка. Она ничем бы не отличалась от других построек, если бы не висела там табличка с надписью «Крестильня». За двадцать пять целковых отец Иоанн Щербатов деловито приобщал здесь новорожденных к христианской вере.
На очередное крещение священнослужитель явился в своем обычном «рабочем» состоянии, предварительно опохмелясь. Щербатова ожидала работница железнодорожного транспорта треста «Магнитострой» Е. К. Марченко. В ее семье решили, что трехмесячному Вовочке не будет счастья в жизни, если он не побывает в купели.
Но не пришлось Елизавете Корнеевне вернуться домой с сыном, застрахованным за четвертную от всех житейских бед. Вытащив младенца из купели, о. Иоанн поспешно начал творить крестные знамения: ребенок мертв.
Дико закричала мать и, обезумев от горя, бросилась в больницу. Но напрасно. Ребенку уже никто не мог помочь. Как было установлено, в его дыхательные пути попала вода. И смерть ребенка наступила моментально.
…В крестильне совершилось преступление. В «послужной» список церкви можно внести еще одну запись. Жертвой религиозного дурмана стала еще одна человеческая жизнь.
— Неисповедимы пути господни! — любил повторять о. Иоанн. Действительно, извилист и тернист жизненный путь этого священнослужителя.