Николая, когда он выдернул колючку из бедра механика и как следует её рассмотрел, сразу в пот бросило. Такие дырочки просто так, для красоты, образоваться не могут, зато через них очень удобно яд впрыскивать. Но анализатор из аптечки — как он уцелел-то во всех передрягах? — ничего подозрительного не показал. Да если бы и показал, набор медикаментов-то — дежурный, на все случаи жизни, и, как следствие, ничего полезного в данном конкретном случае. Ну, вкололи Эдселю общеукрепляющее и комплексный антибиотик, смазали ранку скинопластом — и всё, больше помочь нечем. И весь вечер механик держался молодцом. Чуть прихрамывал, но шёл вперёд наравне со всеми. Николай уже решил было, что напрасно тревожился. До самого утра так думал…
Конечно, на третьи сутки похода все уже выглядели неважно. Аристократизм Эспиносы под толстым слоем грязи на комбинезоне больше не просвечивал, волосы спутались, превратились в чёрную, неприятную на вид мочалку, зрачки глаз нездорово расширились, и взгляд слегка отдавал безумием. Своего лица Скопинцев, слава богу, видеть не мог. Тоже, должно быть, ещё та мумия. Но они с лингвистом всего лишь устали. Чудовищно, нечеловечески, но не смертельно.
А Эдсель просто умирал. Медленно и наверняка мучительно. Щёки ввалились так, словно из него выкачали воздух. Когда-то круглое, румяное лицо посерело, губы почернели, а глаза механик упорно зажмуривал, стараясь не показывать, как ему больно. Но тут уж показывай — не показывай… А на распухшую ногу Николай сам не мог смотреть без боли.
Тем не менее, Эдсель встал. И проковылял вместе со всеми три часа, или сколько там они на самом деле шли. Стиснув зубы, ни разу не ответив ни на один вопрос, чтобы невольным стоном не выдать себя. А Скопинцев продолжал с ним разговаривать, даже покрикивать — давай, мол, пошевеливайся. Жестоко, наверное, но только так он мог показать, что не считает механика безнадежно больным. И если бы кто-то сказал ему, что он не прав, что надо было поступить иначе, Николай не стал бы спорить. Разве можно спорить с человеком, который точно знает, как вести себя с умирающим другом? Скопинцев не знал, хотя и видел смерть неоднократно.
Вот и сейчас он только спросил: «Эдсель, ты как?», дождался молчаливого кивка и удовлетворённо прикрыл глаза. Николай ещё успел подумать, что засыпать сейчас никак нельзя. А то выскочит из зарослей какой-нибудь хищник, и Эспиноса один не сможет с ним справиться. Подумал, что нельзя засыпать, и заснул. Провалился в тяжёлое, не дающее отдыха забытьё, и в нём продолжая отбиваться от кошмарных монстров.
Возможно, бредовые видения даже сослужили ему добрую службу. Когда Скопинцев очнулся, разбуженный треском ломающихся веток и глухими, сдавленными криками, он уже был готов к борьбе. Пожалуй, он даже не сразу понял, что это не продолжение сна. Потому что в реальности такие чудища существовать попросту не могут. Во всяком случае, не на суше. Огромный, метров в пять высотой, грязно-зелёный с фиолетовыми пятнами спрут обвил щупальцами грудь и шею Эспиносы и тащил лингвиста к разинутой пасти. Зубов в ней Николай не разглядел, но это не имело значения, поскольку человек легко проходил в неё целиком. То есть, ещё не проходил, но с каждым мгновением приближался.
Скопинцев нащупал на поясе нож и с громким матерным криком бросился на помощь товарищу. Первый удар прошёл по щупальцу вскользь и не причинил заметного вреда. Пришлось ухватиться за обжигающую, омерзительно пахнущую гнилой капустой конечность чудовища и снова попытаться проткнуть его лезвием. Третья попытка оказалась удачной. Щупальце дёрнулось от боли, Николай соскользнул с него и улетел в колючие кусты, росшие шагах в двадцати от места борьбы. Эспиноса воспользовался тем, что чудовище ослабило хватку, и освободился из его объятий. При этом, правда, тоже пролетел немалое расстояние и приземлился на другом краю поляны.
Чудовище несколько мгновений неуклюже топталось на месте, выбирая жертву, и решила вернуться к уже почти распробованной добыче. Щупальца вновь потянулись в сторону лингвиста. И тут в схватку вступил Эдсель. Он уже не мог толком бежать, просто подпрыгивал на одной ноге и при этом громко кричал и размахивал палкой, привлекая внимание хищника. Скопинцев подумал, что механику долго не продержаться, и начал выбираться из зарослей. Но пока он освобождался от колючек, то и дело цеплявших его комбинезон, участь Эдселя была решена. Плотно спелёнутый по меньшей мере тремя щупальцами, он исчез в пасти чудовища. Разобрать, что он прокричал напоследок, Николай не сумел, но это явно был не вопль отчаяния и мольба о помощи. Кажется, механик впервые в жизни приказывал своему капитану. Приказывал не приближаться, не геройствовать понапрасну, а спасаться самому.