Выбрать главу

Скопинцев так и сделал. И краем глаза успел заметить, что Эспиноса тоже успел уклониться от вражеских щупалец. А убежать от неповоротливого чудовища уже не составило большого труда. Если бы спрут не застал их спящими, ничего бы у него не получилось. Никто бы не погиб.

Николай почувствовал, что виноват в смерти Эдселя, в том, что не правился с усталостью и прозевал опасность, и теперь старался не поворачивать голову к бредущему рядом лингвисту, избегал его взгляда. Тот тоже долго молчал, но, похоже, держать всё в себе было ещё хуже.

— Знаешь, Скоп, если уж нам суждено умереть, — в этом «если» уже не слышалось ни капли сомнения, — то я бы предпочёл, чтобы меня казнили туземцы. Пусть приносят в жертву своим богам, пусть поджарят на медленном огне или распнут на кресте, но только не так, как бедняга Эдсель.

— Дурак ты, Маркос, — беззлобно ответил Николай, сил на что, чтобы злиться, уже не осталось. — Он ведь как раз и принёс себя в жертву, чтобы нас спасти. Вот только, боюсь, не напрасно ли…

Пятые сутки. Погоня давно отстала. Николай даже не заметил, когда это произошло. Просто вдруг понял, что давненько не слышал тамтамов. Возможно, с самой гибели Эдселя. Джунгли тоже перестали подбрасывать опасные сюрпризы. Или Скопинцев с Эспиносой научились их распознавать. И, пожалуй, теперь они смогли бы здесь выжить. Если бы, конечно, беглецов вернули на старт и дали вторую попытку. Но слишком уж их измотали первые дни в тропическому лесу.

Да и не стал бы Николай повторять собственную глупость. Пора признаться, что его план был ошибочным. Чем дольше они прячутся в чаще, тем меньше остаётся надежд на возвращение к кораблю. А возвращаться надо. Это единственный шанс уцелеть в чужом, враждебном мире. К тому же, не исключено, что кто-то из землян всё-таки пробрался на «Кастор». Возможно, они даже усмирили гутре и теперь разыскивают пропавших коллег. А разве отыщешь человека в джунглях?

Нет, на самом деле Скопинцев не надеялся на такой благополучный исход. Но чисто теоретически… Короче, ему нужен был ещё один аргумент, чтобы убедить Эспиносу повернуть назад. И они повернули, ещё вчера вечером.

Только всё равно поздно. Не дойти им. Да, собственно, они уже и не идут. Эспиноса время от времени норовит встать на четвереньки, и Скопинцеву всё трудней поднимать его на ноги. Сам Николай пока держится, но зато начало подводить зрение. С голодухи, должно быть. Всё время что-то мерещится: то озеро за деревьями, то гравиплан в небе. Ну, вот — опять!

— Маркос, — прохрипел он, останавливаясь. — Глянь, что там, вон за теми кустами? Не хижина ли случайно?

Эспиноса с усилием распрямил спину и долго не мог понять, в какую сторону смотреть. Наконец, сообразил, прищурился и удивлённо обернулся к капитану.

— Похоже. Только откуда ей здесь взяться?

Скопинцев пожал плечами. А откуда взялся в джунглях осьминог? Он мог бы задать ещё много подобных вопросов, но некому. Приходится принимать мир таким, каков он есть. И раз уж эта хижина есть, нужно её осмотреть. Вдруг там найдётся еда или какие-нибудь полезные вещи. Правда, там почти наверняка найдётся и хозяин. Но сколько же можно по лесу бегать? Ну их к лешему, этих гутре! Имеет человек право хотя бы перед смертью увидеть крышу над головой?!

— Пойдём, на месте разберёмся, — решился Николай и зашагал к хижине.

По форме она напоминала обычный трёхгранный шалаш аборигенов, только не сплетённый из ветвей, как в рыбацком посёлке, а составленный из крепких, тяжёлых стволов, образующих пирамидальный каркас, и бревён потоньше, из которых были сложены стены. Да и размером это сооружение втрое превосходило обычную хижину. В ней и от хищников можно укрыться, да и нападение небольшого отряда отразить. Но главное — здесь можно выспаться, не вздрагивая от каждого шороха. Только бы дойти до неё, только бы не оставили силы в самое последнее мгновение!

Сил хватило. Николай откинул травяной полог, шагнул внутрь, уткнулся взглядом в узкие, покрытые относительно свежей соломой нары вдоль левой стены и больше уже ни о чём не думал. Повалился на лежанку и мгновенно уснул. Так, как не позволял себе последние четверо суток.