Так вот, значит, бастуют. Можно только пожелать честным людям удачи. Насчет того, что «Платон» – это хорошо. Понимаете ли, в чем дело – рынок, который не сдерживается твердым законом, каковой закон согласован со всеми гражданами, превращается в классическое поле живущее по формуле: Кто кого может, тот того и гложет. Вместо законов устанавливаются понятия. Бандиты грабят всех и говорят: «А это рынок». Это не рынок. Понимаете, банда, которая грабит округу – это не рынок, это банда. Рынок – это немного другое. Для существования рынка нужны твердые законы, как бы они ни назывались и будь они писаные или неписаные. Законы появились гораздо раньше, чем изобрели письменность. В животном мире тоже есть, понимаете, законы. Так вот, это не рынок, это беспредел.
Да, но мы немного отвлеклись. Какой же это рынок, если человека можно ободрать в ноль и сказать: «Вы знаете, это рынок»? Не будем вспоминать веселые «девяностые».
Так вот, кажется нефтегазовые шантажи Белоруссии и «батьки Луки» способствуют тому, что последний родственный остров продолжает отплывать туда. Я лично был поражен это узнав. Вот городу Могилеву в этом году исполняется 850 лет. Считается, что он основан по письменным источникам в 1267 году. И выпустили памятную монету. В честь чего же память этой памятной монеты города Могилева? В том, что в 1661 году в городе Могилеве жители устроили освободительное восстание, и в этом освободительном восстании вырезали весь русский гарнизон в количестве семи тысяч человек.
Для существования рынка нужны твердые законы, как бы они ни назывались и будь они писаные или неписаные.
Вы знаете, когда я в Могилеве кончал школу, проучившись последние четыре года, нам ничего подобного в голову не могло прийти. И в те времена в классном журнале у нас было – так, чтобы посмотреть – половина писались русские, половина писались белорусы. И еще затесалось несколько фамилий – несколько евреев, пара поляков – всё.
Теперь, если вы возьмете национальный состав, более 80 % белорусов. Это что значит? Это значит, что мама с папой там никогда не обращали внимание, кто написан русский, а кто белорус – не имело ни малейшего значения. А теперь стали принимать дети, стало быть, титульную национальность.
Это все было в рамках тринадцатилетней войны – 1654– 67-й год. Это Алексей Михайлович Тишайший. После 53-го года воссоединение с Украиной. Богдан Хмельницкий пожаловал. Освободительный поход на Польшу. Смоленск и Оша перешли под московскую корону. И вот жители Могилева встречали войско, раскрыв ворота без всякого боя. Страшно радовались. Потом помогали отмахаться от польского войска. А потом, значит, им сильно надоело, как пишется сейчас, потому что пироги брали без всего, озорничали, насильничали, грабили, убивали, и вообще, делали черт знает что такое.
И тут, значит, Иосиф Леванович, бургомистр в урочный час, с огромным мечом выскочив из… откуда он выскочил? Как это здание называется? Не биржа и не мэрия… Бывает, выскочило. Из ратуши он выскочил, конечно, простите бога ради с криком «Пора! Пора!». И они все покрошили, понимаете, русский гарнизон.
Ужасно это все, вы понимаете. Это чтобы в Белоруссии выпускали памятную монету в честь победы над русским гарнизоном, который вырезали – я вам скажу это серьезный идеологический поступок. Поступили.
Ну и, кроме того это обычная история. Тадеуш Костюшко тоже объявляется белорусом. Костюшко, он и в советские времена, он во все времена в Белоруссии, когда она оформилась как государство, считался белорусом. А все это, знаете ли, антимосковские, антирусские движения и восстания. Так что продолжает все это распадаться.
Тут задавался вопрос в очередной раз, не отпустить ли Чечню? Мы в корне пресекаем такие вопросы, особенно такие ответы. Целостность России совершенно неделима. А если бы вдруг оказалось, что Чечня была бы не в России, то что бы с этого было? Сами понимаете… Вот, что с этого было, сами понимаете. Я думаю, что Чечня жила бы гораздо труднее в материальном плане. Все-таки, знаете, 4 рубля из 5, когда идут дотации. Но отношения были бы независимые. Но это все пустое. Мы совершенно неделимы. А что будет в будущем, никто не знает. Нет на свете ни вечных границ, ни вечных государств, ни вечного ничего на свете.