Она шмыгнула носом и утерлась тыльной стороной ладони. Затем скрестила руки на груди и наклонилась вперед.
Рой повернулся боком и выключил кран с холодной водой, оставив на некоторое время литься только горячую. Когда ванна наполнилась, выключил и ее.
- Давай меняться местами, - сказал он.
Встал и перешагнул через нее. Она подвинулась вперед, скользя задом по эмали ванной. Рой сел, привалился спиной к заднему бортику и вытянул ноги по обе стороны от нее.
- Помоемся, - сказал он.
Он поднял с полочки кусок мыла и начал тереть ей спину. Когда она была полностью намылена, он придвинул девочку поближе к себе и принялся натирать ее плечи, грудь и живот. Ее кожа была теплой, мягкой, скользкой. Он прижал ее к себе сильнее. Положив мыло обратно, полез рукой ей между ног.
И тут мать девочки ввалилась в ванную, поднимая мясницкий нож. Левой рукою Рой задернул панель перегородки. Острие ножа ударило по пластику и процарапало кривую дорожку вниз. Рой толкнул девочку вперед, практически выпихнув ту из ванны. Удерживая перегородку закрытой, поднялся на ноги. Мать занесло в сторону. Она отняла левую руку от пропитанной кровью сорочки и потянулась к дальней створке. Рой задвинул ее другой рукой. Словно никакой перегородки между ними не было, мать ударила ножом, целясь Рою в лицо. Пластиковая дверца содрогнулась. Женщина била ножом снова и снова. Из ее горла вырывалось рычание вперемешку с воплями боли и досады.
Джонни схватила Роя за ногу и потянула.
- Сука! Пусти!
Он отпустил дверцу и вмазал Джони по лицу тыльной стороной кулака. Ее голова мотнулась и стукнулась о плитку.
Мать потянулась к освободившейся панели. Но Рой схватил ее первым и удержал. Рыча от ярости, она ухватилась за верхний бегунок, на котором держалась панель, подтянулась и взобралась на край ванны. Ее лицо нависло над Роем, глаза были совершенно дикие. Она замахнулась. Он пригнулся, и нож описал дугу у него над головой.
В нескольких дюймах от его глаз окровавленная ночная рубашка липла к прозрачному пластику, марая его кровью. Женщина прижималась к раздвижной двери, стоя босыми ногами на краю ванны.
Она крякнула. Лезвие вновь рассекло воздух над его головой. Правым коленом она оперлась на полотенцесушитель возле двери.
Черт, она же на него залезет!
Рой толкнул дверцу. Она стукнула о стену. Наклонившись вперед, он обеими руками вцепился в правую лодыжку женщины и дернул. Руки скользили по окровавленной коже, но он не отпускал. С воплем ужаса мать грохнулась на спину. Ударилась затылком. Обмякла. Не выпуская ее правой лодыжки, Рой выбрался из ванны. Он схватил ее за вторую ногу и оттащил от ванны подальше.
Он подобрал ее нож. Перерезал ей горло и вернулся в ванну.
Джони, сидя к Рою бочком, смотрела на него остекленевшими глазами.
Он присел на корточки. Вода успела немного остыть, и он открыл горячий кран. Когда вода согрелась, он выключил его и подошел к заднему бортику ванны.
Сел и откинулся назад.
Взяв Джони подмышки, он прижал ее к пенису.
- Ну, - сказал он, взяв мыло. В горле стоял тугой ком. Об этом он мечтал годами. Об этом он мечтал всегда. - Ну, - повторил он, - вроде, все утрясли.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1.
Нубийские гвардейцы, разряженные, точно сутенеры, перли на Ракера со всех сторон. Лоснились от пота черные рожи, сверкали огромные белые зубы. Одни целились из пистолетов прямо ему в лицо, другие поливали огнем из АК-47. Он поверг их всех, но уже неслись новые, вереща и размахивая саблями. Его «Америкэн 180»[6] превращал их белоснежные рубахи в решето. Они падали, но уже шли на смену другие.
Из какой преисподней они лезут?! - подумал он.
Из преисподней, так точно.
Он продолжал палить. Сто семьдесят патронов за шесть секунд. Шесть нестерпимо долгих секунд.
Они все прибывали. Некоторые с копьями. Многие из вновь прибывших были обнажены.
Он сменил барабан и продолжал стрелять.
И вот уже все они обнажены, и черная кожа мерцает в лунном свете, и белеют ухмылки. И никакого огнестрела. Только ножи, мечи, да копья.
Я же перебил всех потаскунов, - подумал он. - А это кто? А это - резерв. Вот порешу всех - и домой.
Но страх нашептывал, что лютая смерть совсем уже близко. Опустив глаза, он увидел, что ствол пулемета расплавился и обвис.
О, Боже, Боже, вот сейчас они меня схватят. Они повалят меня на землю. Они отрежут мне голову. О, Боже!