— Ну… почти год.
— Давно. — Как ее так называемая семья позволяет ей спать на грязной и небезопасной улице? — Прекрасной молодой женщине не пристало спать на холоде. О вас должны заботиться, лелеять вас.
Фиалка покраснела и наклонила голову так, что волосы заслонили от меня ее лицо. Ее застенчивость потрясла меня. Я к такому не привык. Мама была женщина сильная и властная. Другие женщины, с которыми мне приходилось сталкиваться, продавали себя за деньги. Фиалка оказалась первой милой, мягкой и невинной девушкой, с которой я познакомился.
— Где это кафе? — спросила она.
— Недалеко. Вы там не бывали?
Она покачала головой.
— Нет, я держусь другой части города, там больше народу.
— Эта часть тоже неплоха, Кэтрин, просто немного запущенная. А кафе приличное.
Она оглянулась через плечо и прикусила губу. Уж не задумала ли убежать? Улицы были пустынны, если не считать нескольких бездомных, которые грелись у магазинов.
— Далеко еще? — спросила она и оглянулась назад. Мой фургон был уже всего в нескольких метрах от нас. Мы почти пришли.
— Я, пожалуй, пойду обратно.
Мы подошли к задней двери фургона. Я достал из кармана ключи и отпер ее. Замок щелкнул, мигнули габаритные огни, Фиалка ахнула.
— Что это значит? — она широко раскрыла глаза.
— Все в порядке, Фиалка. Я буду о тебе заботиться.
— Фиалка? Что? Я не… — она сделала шаг назад и оглянулась через плечо, глядя, куда бежать. Я вздохнул. Она не понимает, что я хочу сделать. Не понимает, от чего я пытаюсь спасти ее. Еще не поняла. Вдруг она вздрогнула и осела на асфальт. Я удивленно смотрел на нее: девушка потеряла сознание. Быстро открыв заднюю дверь, я положил Фиалку в фургон.
Я перенес ее на диван. На лестнице она очнулась и с тех пор не переставала плакать. Потрясенная и дрожащая, она оглядела комнату. Несмотря на слезы и потекшую тушь, она была прекрасна.
— Фиалка.
— Я… н-н-не Фиалка, — она заикалась и хватала ртом воздух.
— Пожалуйста, перестань плакать, Фиалка, — сказал я. — Успокойся. Все будет хорошо.
Она несколько раз глубоко вздохнула и попробовала расслабиться, но все равно время от времени всхлипывала, и эти звуки ранили меня как нож. Сильные женщины не плачут. Мама никогда не плакала.
— Чего вы от меня хотите? — прошептала она.
— Мне нужна семья.
Ее глаза в ужасе расширились.
— Я не буду вынашивать вашего ребенка!
— Ребенка? — Я не говорил, что хочу этого. Хочу ли я ребенка? Нет. И уж, конечно, не сейчас и не от женщины, которую едва знаю.
— Фиалка, я не хочу ребенка. Семья не определяется потомством. Я хочу, чтобы мы впятером образовали семью. Я буду заботиться о вас всех, а вы, в свою очередь, будете заботиться обо мне. — Разве не на этом основывается семья?
— Что? Впятером?
— Это не сразу. Пожалуйста, чувствуй себя как дома. Я создал все это для тебя, для всех вас. Не бойся меня. Я хочу помочь тебе. Хочу заботиться о тебе, Фиалка.
— Почему вы называете меня Фиалкой?
Я нахмурился.
— Этим именем?
— Да.
— Потому что это твое имя, — я улыбнулся. — А теперь я уйду и спущусь сюда к завтраку в восемь утра и потом к ужину в половине седьмого. Боюсь, работа не позволит нам видеться днем в будни, так что обедать вместе будем только по выходным. — Фиалка смотрела на меня невидящими глазами, челюсть у нее отвисла самым неженственным образом. — Пожалуйста, не смотри на меня так.
Она закрыла рот.
— Зачем вам это?
Вздохнув, я поднялся. Что в моих словах осталось для нее неясным?
— Это я уже объяснил. Мне нужна семья, и я бы хотел уберечь ее от… — я остановился, не находя подходящего слова, которое она бы поняла, — от растления, боли, унижения.
— Вот как, — сказала она в ответ, и это показалось мне удивительным. Поняла ли она меня теперь? — Но со мной ничего такого не происходит. Я просто хочу уйти.
— Фиалка, если я что-то не люблю, так это людскую неблагодарность. — У нее снова открылся рот, и она подняла брови. Лицо этой девушки способно принимать тысячи разных выражений.
— А теперь, пожалуйста, позволь мне разъяснить тебе правила. — Ее глаза расширились, и она молча кивнула. — Итак. Я буду о тебе заботиться. И вообще обо всем. От тебя же мне надо, чтобы в доме всегда было чисто и опрятно. Я не выношу грязь и беспорядок. Они омерзительны. — Ее глаза распахнулись еще шире. — Ты должна дважды в день принимать душ, ведь микробы распространяются быстро. — Я поднял брови.