Выбрать главу

Однако, на этот раз там находился ее Инструктор.

— Враг всегда коварен, — сказал он. — Давай обсудим, что ты делала правильно, что — нет.

Кэтлин вытерла нос. Ссадины болели. И она по-прежнему была сердита и смущена. Она прошла путь. Она надеялась, что в конце схватит врага. Но тот оказался Старшим. Это тоже было нечестно. И нос не переставал кровоточить.

Инструктор взял холодное полотенце и велел ей обмотать вокруг шеи. Он сказал, что доктор осмотрит ее нос и рот. А пока он включил скрайбер и велел ей рассказать, что она делала, и еще сказал, что большинство шестилеток застревали в туннеле.

— Ты исключительно хорошо себя вела? — добавил он.

При этом она почувствовала себя гораздо, гораздо лучше. Но она не собиралась забывать Врага в конце. Они поймают тебя здесь, даже когда урок окончен. Таково Правило. Она ненавидела, когда ее ловили. Ненавидела. Она знала, что когда вырастет, отправится туда, где поймать — значит, убить. Она знала, что значит убить. Они водили шестилеток на бойню и показывали, что значит убить свинью. Это происходило быстро и она сразу переставала быть свиньей. Они подвешивали их и резали, так что дети вполне понимали, что означает умереть: остановился — и сразу после этого ты уже просто мясо. И следующего раза не будет, и тебе надо первым Достать Врага и быстро этого врага убить.

Она было ловкой. Но Враг коварен. Это пугало. Она начала дрожать. Она попыталась сдержаться, но Инструктор все равно заметил и сказал, что сейчас ей лучше сходить к врачу.

— Да, сир? — сказала она.

В носу по-прежнему булькало, одежда испачкана кровью. Капли падали, и она чувствовала, что ее колени во время ходьбы дрожат, но шла она ровно.

Доктор сказал, что нос у нее не сломан. Зуб шатался, но ничего страшного, само заживет.

Инструктор сказал, что ей надо начинать учиться на снайпера. Он сказал, что у нее должно здорово получиться, потому что ее генотип приспособлен для этого. От нее ожидали, что она хорошо поведет себя в Комнате. Ведь ее генотип вел себя хорошо. Он добавил, что некоторые генотипы иногда становятся еще лучше. Он сказал, что она должна побеждать врагов.

За этот день она получила хорошую отметку. Но она никому не могла об этом сказать. Этого не полагалось делать никогда. Она не могла рассказывать о туннеле. Так велел ей Инструктор. Это было Правилом.

Единственное, что ее беспокоило — это последний Враг. Инструктор сказал, что оружие могло бы помочь и рост мог бы помочь, а так она не многое могла бы сделать. И было правильным кувыркнуться в конце. Несмотря на то, что она оказалась на полу, когда открылась дверь.

— Я могла бы пробежать мимо него? — сказала она.

— Он бы выстрелил тебе в спину! — возразил Инструктор. — Даже в зале.

Она снова и снова думала об этом.

— Выключи видео, — сказал Джастин, и монитор выполнил команду. Он сидел на диване в купальном халате. Приплелся Грант, тоже в халате, на ходу вытирая волосы полотенцем.

— Что новенького? — спросил Грант, и Джастин ответил, ощущая легкую тревогу:

— В Новгороде легкое смятение. Что-то по поводу звезды под названием Геенна.

— Это где? — Никто и не предполагал, что существует звезда под таким именем. По крайней мере, до этого вечера. Внезапно Грант посерьезнел, усаживаясь на свободную часть дивана.

— На пути к Содружеству. За Викингом. — Информация в новостях не была особенно точной. — Похоже, что так есть планета. С людьми. Похоже, что Союз колонизировал ее, никому ничего не сказав. Шестьдесят лет назад.

— Боже мой? — пробормотал Грант.

— Посол Содружества прибыл на станцию с официальным протестом. В Совете происходит чрезвычайное заседание. Похоже, что мы нарушили договор. Около дюжины его статей.

— Насколько велика колония? — спросил Грант.

— Они не знают. Не сказали.

— И никто не знал о ней. Может это своего рода военная база?

— Может быть. Очень может быть. Но сейчас это уже не база. По всей видимости она примитивизовалась.

Грант тихонько присвистнул:

— Уцелевший мир?

— Должно быть, так, верно? Мы не говорим о каком-то обломке скалы. Службы новостей твердят о секретных делах времен войны.

С минуту Грант молчал, опустив локти на колени.

Война происходила за поколение до них. Война являлась тем, что никто не хотел возобновлять; однако угроза ее ощущалась постоянно. Торговцы Содружества прилетали и улетали. Сол занялась исследованием противоположной части пространства и, обжегшись, поняла, что это опасно. Обыватели с богатой культурой и с изоляционистской сентиментальностью. Теперь Сол предпринимает безнадежные попытки втиснуть свою политику между Содружеством и Союзом, стараясь не попасть в зависимость от правления Содружества и стремясь пройти узенькой тропкой, находясь на которой они смогут остаться независимыми от кораблей Содружества, не подтолкнув Содружество к защите его договорных прерогатив, и не сталкивая интересы Союза и Содружества. Обстановка была очень деликатной. Но она неуклонно улучшалась.

Поколение выросло в представлении, что проблема решается.

Однако старые снаряды, выпущенные крейсерами сто лет назад, до сих пор представляли опасность для кораблей. Иногда прошлое вовсю напоминало о себе в сегодняшних новостях.

Давняя вражда, призраком всплывающая на поверхность, тревожила ныне живущих людей.

— Не создается впечатления, будто нашли троих или четверых уцелевших, — сказал Джастин Гранту. — Они говорят «незаконная колония» и признают, что она — наша.

— По-прежнему действующая? Организованная?

— Это не совсем ясно.

Снова наступило молчание. Наконец, Грант выпрямился и вспомнил, что собирался высушить волосы прежде, чем они высохнут сами.

— Идиотская неразбериха, — сказал Грант. — Они сообщили, что их уже успели вышвырнуть или еще только собираются? Или что вообще они собираются делать в связи с этим?

— Еще не знают.

— Ну, можно предположить, где проведет Жиро следующую неделю, так ведь?

Ари надоели кабинеты. Она смотрела на входящих и выходящих людей. Она сидела за столом в глубине кабинета и вырезала узоры из сложенной бумаги, которую затем разворачивала. Она взяла бумагу и нарисовала рыбу с длинным хвостом. Наконец, девочка встала и выскользнула в коридор, пока Нелли не следила, пока маман занималась чем-то долгим и скучным в кабинете. Похоже было, что маман собирается еще долго разговаривать.

А это означает, что маман не будет возражать, если она походит взад и вперед по коридору. Там были только кабинеты. То есть нет магазинов, нет игрушек, не на что смотреть и нет видео. Вообще-то ей нравилось сидеть и раскрашивать. Но самым лучшим был кабинет маман, потому что там имелось окно, из которого можно смотреть.

В обе стороны кроме дверей ничего не было. На полу шли металлические полоски, и она ступала по одной из них, заглядывая в открытые двери. Дверей оказалось много.

Так она увидела Джастина.

Он сидел за столом, работая на клавиатуре, очень серьезный.

Она стояла в дверях и смотрела на него. И ждала, просто глядя на него, когда он обратит на нее внимание.

Он всегда отличался от остальных людей. Она помнила его на той встрече в сверкающем зале, и Гранта с ним. Она видела его только изредка, а когда спросила маман, почему все беспокоятся по поводу Джастина, маман ответила:

— Ты — фантазерка.

Она знала, что это не так. Это было тревожное ощущение. Она знала, что не следует беспокоить Джастина. Но отсюда, из коридора, по которому проходили люди, все казалось безопасным. А она просто хотела посмотреть на него, и не собиралась заходить внутрь.

Она переступила с ноги на ногу, и тогда он заметил ее.

— Привет? — сказала она.

И снова почувствовала страх. Его страх, когда он поднял глаза. И свой — когда подумала, что ей попадет от маман.

— Привет? — ответил он нервно.

Так было всегда, когда она встречала Джастина. Отпечаток нервозности на всем, что бы он ни делал, становился явственнее при ее приближении. Нервничали все. В этом была загадка, которую она не могла разрешить, и она чувствовала это: как маман обрывала расспросы, касающиеся Джастина. Маман этого не одобряет. И Олли тоже. Джастин приходил на вечеринки, и она видела его через комнату, но маман всегда подходила и не пускала ее, когда она отправлялась сказать «привет». Так что она думала, что Джастин по какой-то причине находится в большой беде, а может быть, что-то неправильное происходит с ним самим, поэтому они не уверены, что он поведет себя подобающим образом. Иногда такими становились эйзи. Иногда граждане. Так говорила маман. И гражданина было труднее исправить, а эйзи — легче расстроить. Так что она не должна дразнить их. Разве что Олли мог все уладить.