Мисс Шварц ввели в помещение суда, и она предстала перед щуплым судьей-евреем. Но когда она увидела у длинного стола напротив судьи коротко остриженную голову Сэма, его большое, неповоротливое туловище, ей показалось, что ноги ее окаменели и вот-вот отвалятся. Какой-то молодой парень что-то быстро и доверительно говорил Сэму. Судья и королевский прокурор все время перебрасывались шуточками. Секретарь суда громко назвал чье-то имя, а полицейский у двери повторил его, прокричав на весь зал. Появилась со своим адвокатом смуглая женщина — содержательница притона.
Сэм пересел к мисс Шварц. Он едва сдерживался, чтобы не зарыдать. Она знала, что молодой человек из Армии спасения разговаривал в это время о ней с какой-то важной женщиной, и ее охватило сильное чувство возмущения и негодования. Сэм взял ее за руку, но не проронил ни слова.
Смуглая женщина предпочла отправиться на два месяца в тюрьму и не платить двести долларов штрафа.
— Лена Шварц! — произнес секретарь. Полицейский у двери на весь зал повторил имя и фамилию. Молодой адвокат, который до этого разговаривал с Сэмом, предложил ей встать — секретарь зачитывал обвинение. Она была напугана, ноги ее не слушались.
— Где платье? — спросил судья.
Детектив из магазина с лицом, обремененным огромными усами, объяснил, что платье на обвиняемой, и рассказал, как ее выследили и арестовали. Все глядели на нее, на это слишком короткое для нее платье, свободно болтающееся на худом теле, на темно-оранжевые смятые и перекрученные лепестки воротника. «Да, девица в летах, и платье совсем ей не идет», — подумал судья.
— Она должна была сегодня обвенчаться, — начал молодой адвокат вежливо. — Обвенчаться в этом платье, — добавил он и добродушно объяснил, что вчера, когда мисс Шварц похитила платье, она ненадолго заболела клептоманией, что мистер Хилтон специально прибыл из Виндзора и готов оплатить стоимость платья и что обвиняемая заслуживает снисхождения. — Она так долго ждала дня венчания и просто была не в себе, — добавил он серьезно.
Он попросил Сэма встать. Сэм запинаясь сказал, что она хорошая женщина, очень хорошая. А королевский прокурор счел мисс Шварц весьма забавной.
Судья что-то написал шариковой ручкой и сказал, что освободит мисс Шварц от уголовной меры наказания, если Сэм по-прежнему желает на ней жениться и возместит стоимость платья. Сэм едва ли был в состоянии произнести хоть слово.
— Она уедет из города вместе с вами, — произнес судья, — и не будет появляться в универсальных магазинах в течение года. — Он увидел, как сморщился нос у мисс Шварц, как замигала она глазами и добавил: — А теперь уходите и спокойно справляйте свою свадьбу. — Судья был очень доволен собой.
Мисс Шварц, казавшаяся сейчас чуть старше Сэма, поднялась в своем платье, которое должно было заставить мужчин впиваться в нее греховными взглядами, и расправила витой шелковый пояс. Что ж, оно должно было стать ее свадебным платьем. Сэм мрачно вел ее за руку и они ушли, чтобы спокойно обвенчаться.
Маленький бизнесмен
В то лето, когда двенадцатилетний Люк Болдуин приехал к своему дяде Генри, чтобы жить у него в доме, расположенном у речушки рядом с лесопилкой, он не позабыл, что обещал умирающему отцу всему учиться у своего дядюшки. И Люк очень внимательно присматривался ко всему, что делал его родственник.
Дядюшка Генри, который служил управляющим лесопилкой, был крупным, дородным мужчиной весом более двухсот тридцати фунтов с шершавым, кирпичного цвета лицом. Он казался цветущим, сильным мужчиной, но постоянно жаловался на ломоту в пояснице и плечах, и это было для докторов загадкой. Всеобщее уважение, которым дядюшка у всех пользовался, было первое, что о нем узнал Люк. Четверо рабочих, служивших на лесопилке, были всегда вежливы и внимательны, когда дядя с ними разговаривал. Его жена, тетушка Элен, оказалась доброй, пышнотелой и бесхитростной женщиной и никогда с ним не ссорилась.
— Ты должен стараться и во всем брать пример со своего дяди Генри, — часто говаривала она Люку. — Он удивительно практичный. Он во все вникает и никогда не поступает опрометчиво.
Люк привык следовать по пятам за дядюшкой Генри, когда тот обходил лесопилку, не только потому, что ему нравился живительный запах опилок и свежераспиленных бревен, но и потому, что на него производил большое впечатление четкий и решительный голос дядюшки, когда тот разговаривал с рабочими.