— Знаю. Но я такая трусиха, поверь мне. У меня нет терпения. Мне будет очень страшно, — сказала она, еще сильнее повисая на его руке.
И действительно, ее обуревал какой-то страх, глубокая тревога и любопытство к тому, что происходило у нее под сердцем. Она сбоку взглянула на продолговатый профиль Билла и улыбнулась — его лицо сияло такой нежной гордостью. «Я совсем не готова к этому, — думала она, — мы ведь не ожидали этого. А теперь все изменится. То, к чему мы привыкли стремиться, пройдет мимо нас». Некоторое время она шла, закрыв глаза, прижавшись к мужу, и чувствовала, как крепко сжимает он ее кисть, словно боясь потерять ее. Открыв глаза, она оглядела парк, утопающий в жарком солнечном свете, и совсем по-детски улыбнулась своему мужу. Так, улыбаясь друг другу, они шли по дорожке, и миссис Фербенкс было интересно, замечают ли прохожие то, что увидел в ней Билл.
Они шли мимо скамейки, на которой сидел старик с круглым и таким красным лицом, будто вся кровь прилила к его голове. От его усталого тела на скамейку падала тень. Он был без шляпы, и солнце поблескивало на всклокоченных седых прядях у висков. Подметка одного башмака была перевязана куском бечевки. Он сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку скамейки и походил на нищего, у которого уже нет сил просить подаяние даже глазами. Взглянув на старика, миссис Фербенкс тотчас позабыла свою досаду и тревогу. Она остановилась, намереваясь подать милостыню этому усталому, обносившемуся человеку.
— Я хочу дать ему что-нибудь, — сказала она, нетерпеливо взглянув на мужа.
— Ну, что ж, дай, — согласился он. — Только ты не сможешь подать всем этим бродягам и бездельникам.
— Он выглядит таким усталым и измученным, а солнце такое жаркое, — сказала она. Улыбаясь, она стала рыться в сумочке, совершенно уверенная, что Билл согласится на любой ее поступок, лишь бы она чувствовала себя счастливой. Она достала из сумочки двадцатипятицентовую монету, подошла к скамейке и сказала старику: — Пожалуйста, возьмите. — Она широко улыбалась, будучи весьма довольна собой.
Резко подняв голову, старик открыл глаза и посмотрел на протянутую к нему руку. У него были светлоголубые, слезящиеся глаза, и когда он увидел, что она предлагает ему деньги, он не улыбнулся, даже не раскрыл рта, но лишь посмотрел на нее в упор с выражением скромного достоинства и отвернулся.
— О, простите меня, простите, пожалуйста, — произнесла она, отдернув руку.
Но старик лишь кивнул головой, и она подошла к мужу, взяла его за руку и постаралась быстрее увести его прочь.
— Я чувствую себя ужасно, это отвратительно, Билл, — сказала она Биллу. Ее лицо залила краска стыда. — Несчастный старик, он совсем не попрошайка, а я оскорбила его, как грубая и глупая баба. — Миссис Фербенкс испытывала чувство крайнего унижения; ее гордость была уязвлена, она совсем пала духом. Она даже не осмеливалась глядеть по сторонам. — Только ненормальный человек мог поступить так, как я, — произнесла она. — Какой ужас! Я так унизила его.
— Что и говорить, пренеприятнейшая ситуация, — согласился Билл.
— Бедняге и так совсем скверно, а я, наверное, причинила ему новую боль. Готова была сквозь землю провалиться.
— Дорогая, твои переживания совершенно бесполезны. Он, надо думать, просто старый человек, без работы, а может быть, даже работает. Трудно сказать. Ладно, успокойся. Ему следовало бы быть благодарным.
— Но если он не работает, то тем горше должна быть его обида.
— Забудь об этом, дорогая. Сейчас слишком много людей без работы, и если ты предлагаешь какому-то бродяге монету, а он не принимает, ну, что ж, ее возьмут другие, — у него нет оснований привередничать.
— Но он не бродяга, и я предлагала ему не десять центов, а двадцать пять! — резко сказала она.
— Ну, не сердись, перестань волноваться.
— Я не сержусь. Но мне хочется, чтобы ты не был таким бесчувственным.
— А я просто не хочу, чтобы ты волновалась, крошка. Теперь нам надо следить за твоим здоровьем.
— Значит, мне уже нельзя ему посочувствовать? Нельзя пожалеть, что он сидит совсем одинокий и такой беспомощный? Неужели это не трогает тебя?
— Конечно, трогает. Но изо дня в день видишь множество таких людей и как-то привыкаешь к этому.
— Мне кажется, Билл, что в тебе есть что-то безжалостное. Ты просто бесчувственный! Вот об этом-то я и говорила, когда мы пришли в парк, а ты с важным видом вышагивал рядом и совсем обо мне не думал. Ты лишь ухмылялся и думал о своей персоне! — взволнованно выпалила она. — Ты считал, что одно это делает человека богатым и щедрым. Но ты думал только о себе и совсем позабыл о том, что придется претерпеть мне!