— Разве вы когда-нибудь смотрите на него? — кокетливо спросила Фернанда.
— Всегда, — ответил принц, двигая к ее креслам табурет.
— Корнелия, — обратилась Фернанда к горничной, появившейся в дверях, — пока его высочество у меня в гостях, меня ни для кого нет дома.
Субретка впервые видела, как ее госпожа принимает людей с такими громкими титулами, а потому еще раз взглянула на принца и вышла, не сказав ни слова.
— Давно вы в Париже, Эжен? Ах, виновата, принц: я говорю с вами, как если бы вы были только полковником консульской гвардии.
— И правильно делаете, прекрасная Фернанда! Когда я приехал? Вчера, и мой первый визит к тебе, неблагодарная!
— Как! Вы сразу отправились ко мне?
— О, нет! Вчера я не застал тебя — ты играла.
— Ах, да!
— Впрочем, я все-таки видел тебя. Я был в театре…
— В императорской ложе? Но я вас не видела.
— Потому что смотрела на одного Понятовского, вероломная!
— И его не видела.
— О! Ты лжешь! — вскрикнул принц. — Я был инкогнито в бенуаре.
— Один?
— Нет, с вашим портретом!
— Какая лесть!.. Мне, однако же, очень жаль, что вы видели меня вчера… Я ужасно играла…
— Нет, лучшей Заиры и Роксоланы невозможно даже представить.
— Я была не в духе.
— Не оттого ли, что Понятовский слишком часто говорил со своей соседкой?
— Нет-нет, я просто была не в духе!.. Я даже хочу оставить Париж и переехать в Милан.
— Что ж, тебя везде примут с распростертыми объятиями… Я приехал сюда, чтобы набрать новых рекрутов. После я отправлюсь в Эрфурт, в Дрезден. Ты будешь в Дрездене?
— Я знаю, что Марс, Жорж и Тальма там, но меня не приглашали.
— А ты и вправду хочешь?
— Хочу ли я? Откровенно говоря, я оттого и была вчера не в духе.
— В самом деле? Тогда я поговорю об этом с Ровиго. Ведь он этим заведует?
— Ах! Я не знаю, как вас благодарить …
— Надеюсь, и ты сделаешь для меня что-нибудь…
— Приказывайте…
— Подай мне афишу нынешней недели, я хочу каждый вечер наслаждаться твоей игрой. Хочу посмотреть «Тамплиеров». Ты же играешь в этой пьесе?
— Да, какую-то плаксу. Уж лучше вам посмотреть другую пьесу с моим участием.
— Я хочу видеть тебя во всем.
— Итак, вам нужен репертуар?
— Да.
— Пьесы подобраны ужасно: везде одни заговоры да интриги. Но куда же запропастился этот репертуар? Ах, вспомнила!
Фернанда протянула руку к шнурку, оканчивавшемуся позолоченными луком и стрелой, и позвонила. Корнелия не заставила себя ждать.
— Принеси репертуар, — приказала Фернанда, — он лежит на столике в спальне.
Корнелия вышла и через минуту вернулась с отпечатанным листом, который Фернанда передала принцу. Субретка же вместо того, чтобы удалиться, оставалась в дверях.
— Чего тебе? — обратилась к ней Фернанда.
— Простите, сударыня, — сказала субретка, — но вас опять спрашивают… — Тут она как-то особенно посмотрела на свою госпожу, что означало «доверьтесь мне, я знаю, что делаю».
— Что, снова принц? — пошутила Фернанда.
— О, нет, сударыня! Это просто молодая девушка, очень печальная и, кажется, совсем бедная.
— Как ее зовут?
— Цецилия.
— Я хочу знать ее фамилию.
— Просто Цецилия.
— Прекрасно, — сказал принц, — сегодня вам особенно везет на гостей без фамилии…
— И что же ей нужно? — спросила Фернанда у Корнелии.
— Она хочет показать вам одну вещицу, которая, могу вас заверить, вам непременно приглянется. Я, правда, уже сказала ей, что вам ничего не нужно и что вы с некоторых пор стали экономны, но бедное дитя так умоляет, что нет сил отказать. Я просила ее подождать, и она скромно уселась в углу с коробкой в руках.
— Если его высочество позволит… — проговорила Фернанда.
— Сделайте милость, — ответил принц. — Мне и самому любопытно взглянуть на эту особу и на то, что хранится в ее коробке…
— Зови же ее! — приказала актриса.
Через минуту Корнелия ввела посетительницу. Это была красивая белокурая девушка лет девятнадцати, с голубыми, как озера, глазами и станом гибким, как камыш. На ее платье и головном уборе отсутствовали всякие украшения: юная прелестница носила траур. Бледность ее лица и красные заплаканные глаза выдавали страдания.
Со слов Корнелии актриса решила, что это просто какая-нибудь уличная торговка, желающая сбыть дорогую вещь. Однако, взглянув на глубоко опечаленную девушку, Фернанда поняла, что ошибалась в своих предположениях. Принц, со своей стороны, был поражен кротостью и даже каким-то достоинством этой красавицы.