Цецилия безмолвно остановилась в дверях.
— Подойдите ближе и позвольте узнать, что заставило вас прийти ко мне, — спросила Фернанда.
— Я продаю платье, — ответила Цецилия, и в голосе ее скорее слышалась печаль, нежели смущение. — Но, кому я ни показывала его, все говорили, что не в состоянии купить это платье за ту сумму, которую я называла, хотя она гораздо меньше настоящей. Одна особа, проявившая интерес к этому наряду, сказала мне, что только какая-нибудь принцесса или королева сможет купить его. Вот я и пришла к вам…
Все это было сказано таким звучным голосом, с такой грустью и достоинством, что удивление принца и Фернанды удвоилось. Последние слова девушки, однако, заставили актрису улыбнуться.
— Да, да, — сказала она, — я и принцесса, и королева, с медной повязкой на голове вместо золотой короны, живущая в картонном дворце театрального царства с половины восьмого до десяти вечера. Однако вы не ошиблись, обратившись ко мне: хоть я ненастоящая королева, однако у меня самый настоящий принц.
Девушка подняла свои прекрасные глаза на принца, давая понять, что ничего не разобрала из того, что сказала Фернанда.
Корнелия тем временем открыла картонную коробку.
— О! Какое восхитительное платье! — восторженно вскрикнула субретка, раскладывая наряд на стуле, выставляя таким образом напоказ всю тонкость и изящество работы.
Поистине, даже для Франции, богатой подобными чудесами, это платье оказалось настоящим шедевром. Шитье на платье было таким мелким и частым, что кисея проглядывала только местами. По ней причудливо извивались изящные стебельки, листочки и цветы. Едва ли глазам дочерей Евы являлось что-нибудь подобное — такое могла сотворить лишь фея.
Принц, хотя и не был знатоком в таких вещах, прекрасно понимал, сколько терпения, труда и искусства потребовалось от мастерицы, чтобы сшить этот наряд.
Несколько минут Фернанда удивленно рассматривала дивное платье, после чего обратилась к Цецилии с вопросом:
— Кто же вышивал его?
— Я, сударыня, — ответила девушка.
— Сколько времени у вас ушло на работу?
— Два с половиной года.
— Посмотрите, принц, все это вышито, а не выткано. Это делает наряд дороже. Подумать только! Два с половиной года! Вы так много работали.
— День и ночь, сударыня.
— Вы хотели заработать, продав это платье?
— Нет! Сначала мной руководило совсем иное желание…
— Теперь я понимаю, почему вы не можете найти покупателей. Оно слишком драгоценно.
— Крайняя нужда в деньгах заставляет меня продать его…
— И сколько же вы за него хотите? — поинтересовался, улыбаясь, принц.
Девушка не ответила, словно боясь вновь произнести слово, столько раз уже лишавшее ее всякой надежды. Наконец едва слышно она произнесла:
— Три тысячи франков.
— Сколько? — переспросила Фернанда.
— Три тысячи франков, — повторила Корнелия.
— Три тысячи! — воскликнула потрясенная Фернанда. — Это слишком дорого! Но работа, надо признаться, стоит того, и даже больше.
— Но, если вы купите его, — воскликнула Цецилия, уже готовая упасть на колени, — вы совершите благое дело.
— Милое дитя! Я с величайшей радостью купила бы это платье, я в восторге от него — но тысяча экю…
— Боже мой! Но что значит для вас тысяча экю? — вскрикнула девушка, окинув взглядом комнату, как бы желая указать на роскошь и богатство, в которых утопала актриса.
— Как что значит? Это мое трехмесячное жалование! Обратитесь лучше, милое дитя, с вашим предложением к принцу… Скорее, он купит его для какой-нибудь придворной дамы.
— Вы правы, Фернанда, — сказал принц. — Я беру это платье.
— Вы, принц? — воскликнула Цецилия. — Вы купите его за назначенную цену?
— Да, — ответил он, — и если вам необходима бо`льшая сумма, то…
— Нет-нет, — перебила его девушка, — мне нужно три тысячи франков, этого будет довольно. Впрочем, платье и не стоит больше.
— Так передайте же коробку с платьем моему камердинеру Жану. Его вы найдете у кареты. Оставьте Жану ваш адрес, и я сегодня же пришлю вам назначенную сумму, раз вы испытываете такую нужду.
— Да, да, — ответила молодая девушка, — не будь крайней необходимости, я никогда не рассталась бы с этим платьем.
После этих слов Цецилия несколько раз поцеловала наряд, с которым вынуждена была расстаться. Она делала это с такой грустью и любовью, что никто не смог бы остаться равнодушным. Цецилия поклонилась Фернанде и принцу и уже хотела было уйти, но тут актриса обратилась к ней: