— Куда ты ходила с тем парнем, Инес? Где ты была? — Он схватил ее за руку так, будто она принадлежала только ему и он был вправе ее наказать, но когда Инес решительно вырвала руку, он поперхнулся, словно у него перехватило дыхание.
— Тебя это не касается, Джо! — ответила она. — А теперь я пойду, если не возражаешь.
— Кто этот парень?
— Не скажу.
— Ты была с ним первый раз?
— Не скажу, — устало произнесла она. — Мне надо идти.
Ему хотелось сказать что-нибудь грубое, оскорбить ее, но, поняв, насколько она сейчас недосягаема для него, безразлична к его присутствию, он испугался и поспешно заговорил:
— Послушай, Инес, дорогая! В прошлый вечер я пошутил. Я был расстроен. Сейчас я не обижаюсь. Я люблю тебя, Инес. Тебе надо было просто сказать, что ты пойдешь с другим, когда я тебе позвонил. А ты сказала, что собираешься в Бруклин навестить свою кузину..
— Предположим, что я съездила.
— Ну, ладно… надо было… Забудь об этом, Инес. Ну, скажи, где ты была сегодня. Ведь я не обижаюсь. Я понимаю, тебе, может, хочется иногда сходить в кино, как раньше. Ты сегодня была в кино? Видишь, я не обижаюсь. Посмотри на меня, Инес, дорогая! — Джо пытался улыбнуться и казаться добродушным, покладистым парнем, которому нравится, когда его друзья приятно проводят время, но Инес, взглянув на него, сразу же поняла его неискренность.
— Ты нахал, Джо! — вспылив, сказала она со злобой. — Вечно был чем-нибудь недоволен. Любая девушка не выдержала бы… — Увидев, как он стоит, прислушиваясь к ее голосу, ей до боли стало обидно за все то хорошее, радостное, что они вместе испытали за эти три года. Малейшая радость, которую они когда-то разделяли вдвоем, приобретала сейчас в ее глазах огромное значение.
— Мне противно вспомнить, как ты себя вел в последнее время, Джо. Все кончено! Я так решила! — воскликнула она.
— Нет, Инес, нет! Мне просто было не по себе в тот вечер, дорогая! Я думал, что никогда не найду работу. Я боялся, что мы никогда не сможем пожениться. Мне казалось, что я на всю жизнь останусь бродягой и безработным и сойду с ума. Подожди минуту. Не уходи!
— Разве я когда-нибудь жаловалась?
— Нет. Конечно, нет!
— Ты сам сказал, что тебе все надоело. С меня' довольно!
— Нет, Инес! Ты мне не надоела. Просто мне осточертело занимать у тебя деньги и позволять тебе делать мне подарки. Мне бывало очень стыдно, когда ты платила за кофе, сигареты и всякое другое. Понимаешь?
— Я ведь не жаловалась, а ты все время твердил, будто я чем-то недовольна.
— Ты меня не так поняла, Инес! Мне самому хотелось что-нибудь сделать для тебя. Я не выдержал и потому накричал на тебя. Не ты, это я был недоволен.
— Ну, что ж. Ты так часто твердил об этом, что мне пришлось поверить, — сказала она, устало вздохнув. — Быть может, и мне не все нравилось.
— Инес, неужели это я внушил тебе мысль, что все безнадежно?
— Да, ты!
— Значит, я болван. Прости меня, Инес. Я люблю тебя.
Но она отвернулась, словно не желала его слушать, и взялась за ручку двери. Она не хотела, чтобы он заметил, как сильно ее расстроили его слова. Открыв дверь, она едва слышно сказала:
— Спокойной ночи, Джо.
— Я не уйду. Ты не можешь поступить так, Инес! Скажи, где ты была сегодня вечером? — произнес он. Прижавшись лбом к стеклу двери, он успел заметить, как промелькнули ее ноги, а потом туфли, когда она взбегала по лестнице. От обиды он готов был забарабанить в дверь кулаками, но почти сразу же почувствовал невероятную слабость.
Он отошел от двери, пересек улицу, чтобы взглянуть на окна ее квартиры. Уставившись вверх, он долго стоял в надежде увидеть ее движущуюся тень на опущенных шторах окна, но тень не появлялась и ничто не говорило о ее присутствии. Наконец он заметил, как штора на окне чуть-чуть шевельнулась в самом нижнем уголке и оттуда пробилась маленькая, узенькая полоска света. В комнате кто-то был, и этот кто-то украдкой осматривал улицу. Это она, подумал он, спрятавшись, наблюдает за ним — ей, вероятно, пришлось для этого опуститься на колени. Он почувствовал прилив радости. Инес не может оставить его так просто. Она наблюдает за ним. Это из-за него она опустилась на колени у окна — ее влечет к нему, она не в силах отойти от окна, пока он стоит здесь на улице.
Было мучительно сознавать, что она совсем рядом, а поговорить с ней он не может. Ему так хотелось извиниться перед ней за все, что могло убить ее нежность, которую она к нему питала. Ведь это ради него она стоит у окна и наблюдает за ним. И это так обрадовало Джо, что ему страшно захотелось совершить нечто такое, что убедило бы ее снова вернуться к нему. Он утешал себя надеждой, что, если он будет упорно стоять и смотреть в окно, она отодвинет штору, выглянет из окна и нетерпеливо позовет его к себе. Такой же летний вечерний воздух и неясный шум города окружал их сейчас, как и в прошлые вечера, когда они были так близки друг другу. О, если б она могла услышать! Как бы он молил ее о прощении!
— Я не обижаюсь, Инес. Тебе следовало бы только сказать, когда я позвонил, что ты пойдешь сегодня с другим, — прошептал он.
Он догадывался, что она стоит на коленях у подоконника и не знает, как ей поступить: тревога и горечь последних дней борются в ней с тем глубоким и расслабляющим чувством неуверенности, которое охватило ее.
— Ведь тот парень, — заговорил он во весь голос, — тебе безразличен! Да, Инес? Ты просто хотела немного развлечься с ним, ведь это так, дорогая?
По мере того как он вглядывался в окно, в нем росла убежденность в своей правоте — росла уверенность, ибо она все еще стояла там, у окна, на коленях. Вся их любовь, постепенно возникшая из множества милых, трогательных и незабываемых мелочей, всеми силами противилась горечи, накопившейся за последнее время. Стоя на улице, по которой они так часто вместе прогуливались, и вспоминая о той близости, которая их соединяла, он испытал новый прилив храбрости. Ему показалось, что своим упорством он сломил ее и она сдалась и вновь стала его Инес. Он направился через дорогу, продолжая неотрывно глядеть на освещенное окно.
Но, когда он достиг середины улицы, исход поединка между ними был решен: она покинула свое место у окна, потому что свет в комнате вдруг погас.
Как безумный, он бросился к дверям и нажал на звонок; он немного подождал, затем снова нажал и давил на кнопку беспрерывно. Никто не отзывался, и ему хотелось закричать: «Что с тобой случилось, Инес? Неужели ты думаешь, что я спятил? Ну, хорошо! Погоди!»
Он бросился бежать вдоль улицы в надежде, что топот его ног привлечет ее внимание и она не сможет уже думать ни о ком другом; его мысли лихорадочно метались вместе с ним: «Думает, что поступает правильно. Решила, что я ничего не стою. Посмотрим! Значит, я бродяга, безработный? Не могу показать девушке даже город, как тот тип в сером костюме, что раскатывает в такси. Предположим, что у меня два года не было ни одного костюма. Верно, я выгляжу, как бродяга. Ну, подождите! Это большой город. У меня будут деньги, будут костюмы, будут девушки, красивые девушки». Эти мысли мелькали в голове, словно он превратился в жизнерадостного и самоуверенного молодого человека. Он добежал до перекрестка и остановился. Ни малейшего ветерка, воздух был теплый и влажно-душный. Он окинул взглядом растянувшиеся огни Седьмого авеню, а потом устало вздохнул.
Л. Орел Послесловие
Морли Каллаган родился в Торонто в 1903 году в семье иммигрантов-ирландцев. В 1928 году он окончил университет и в том же году вышел в свет его первый роман «Странный беглец», который имел большой успех. В 1923 году еще студентом он сотрудничал в газете «Торонто стар», где познакомился с работавшим там в то время Хемингуэем. Хемингуэй прочел один из его ранних рассказов и сказал, что считает Каллагана настоящим писателем, посоветовал ему продолжать писать. Хемингуэй уехал в Париж, откуда вел с Каллаганом переписку; он помог Каллагану поместить несколько рассказов в парижских журналах. В 1929 году Каллаган, получив гонорар за свой первый роман, отправился в Париж, где в то время находилось много американских писателей, и прожил там год. В Париже он регулярно встречался с Хемингуэем и Фицджеральдом. Этот период своей жизни Каллаган описал в своей последней книге «То лето в Париже». Этот же самый период был изображен Хемингуэем на много лет раньше а «Празднике, который всегда с тобой». После возвращения из Парижа связь Каллагана с Хемингуэем прервалась, что, как рассказывает Каллаган в своей книге, было вызвано недоразумением. Однако отношение Хемингуэя к творчеству Каллагана стало известно в литературных кругах и способствовало его популярности.