Я должна была понять, что он прилипала, когда он охотно предложил мне ящик в ванной и половину шкафа. Пытаясь отвлечь себя от унижения, я вытаскиваю телефон из сумки и сразу жалею об этом, когда вижу сообщение от матери, с подтверждением о том, что уролог назначен на среду в десять.
— Повторить?
Бросая взгляд из-за телефона, я открываю рот, чтобы ответить официантке, но быстро останавливаюсь, когда «солдат Джон» возвращается и падает на соседний стул со словами:
— Мы возьмём два, без разницы чего, что пила леди, — заявляет он, не смотря в мою сторону.
— Два Goose IPA на подходе, — говорит она с улыбкой, затем поворачивается и уходит.
Военный, наконец, поворачивает голову в мою сторону и шокировано поднимает бровь.
— Goose IPA? Хороший выбор.
Он впечатлён и мне это нравится, несмотря на то, что мне ничего не должно в нём нравиться, потому что он повёл себя как мудак, во время маленького происшествия. Полуулыбка на его лице, гораздо лучше того хмурого выражения секунду назад и всё же, я понимаю, что сижу здесь и с открытым ртом пялюсь на него, как идиотка.
Оторвав взгляд от его лица, я понимаю, что он больше не в форме. Он переоделся в джинсы и футболку с длинным рукавом, которая сочетается с уникальным оттенком его серо-голубых глаз. Не знаю, может ли кто-либо выглядеть лучше мужчины в форме, но этот парень выглядит. Даже в джинсах и футболке он очень аппетитный. Пока он опускает свой рюкзак с колен на пол, я замечаю белую нашивку на переднем кармашке с надписью «Сокс».
— Тебя и правда зовут Сокс? — спрашиваю я, указывая на нашивку, и он вопросительно смотрит на меня.
Если бы помимо рождественских гирлянд, тут было бы побольше света, то я могла бы поклясться, что его щёки покрылись румянцем.
— О нет, — тихо выдыхает он, ставит рюкзак на пол, берёт пиво, которое бармен только что поставила перед ним и делает большой глоток.
Не сводя с него глаз, я вслепую тянусь к своему стакану и беру напиток, ожидая продолжения. Сначала он молчит, но это нормально. Я могу подождать. Я не понимаю, почему он сел рядом со мной после того, как я облила его пивом и оскорбила. Слегка опьянев, я уже не чувствую такой ненависти к рождественской музыке. Разговор с горячим парнем, лучший способ скоротать время в ожидании стыковочного рейса, вместо того, чтобы думать о разочаровании моей матери, когда расскажу ей всю правду, что придётся искать новую работу, и где, чёрт возьми, я собираюсь жить, когда вернусь в Сиэтл после Рождества.
Я позволяю тишине растянуться достаточно, для того, чтобы она стала жуткой и неудобной. Через несколько минут, мой объект, наконец, нарушает тишину, трясёт головой и поворачивается ко мне лицом.
— Ладно, я скажу своё имя, но если ты засмеёшься, то на этот раз я выплесну на тебя пиво, — предупреждает он. Я перекрещиваю сердце и, подняв ладонь, держу её в молчаливом обещании.
— Стокинг… Сэм Стокинг[1], — бормочет он, выпуская ещё один раздражённый вздох.
Я медленно опускаю руку, и челюсть отвисает вместе с ней.
— Стокинг. Как в…
Сэм сжимает губы и смотрит на меня.
— Как «подвешен на камине с заботой», да. Для меня это очень весёлое время года.
Это заявление не соответствует его хмурому выражению лица, и, несмотря на то, что я обещала, я очень хочу засмеяться, но не по той причине, по которой он возможно думает.
— Вперёд, забери своё обещание и смейся. Знаю, ты хочешь.
Чтобы у меня не вырвался смешок, я закусываю губу и глубоко вдохнув, делаю самое серьёзное выражение лица, которое только могу.
— Я не собираюсь смеяться. Это не смешно. Мне, честно говоря, жаль тебя, — торжественно заявляю я.
— Думаю, я бы предпочёл, чтобы ты засмеялась, — бормочет он.
Глядя на его раздражённое выражение, я больше не могу сдерживаться и смеюсь. Я искренне улыбаюсь и протягиваю ему руку.
— Приятно познакомится, Сэм Стокинг. Я Холидэй. Ноэл Холидэй[2]. И это время года может отсосать.
На его сердитом лице, наконец, появляется улыбка, освещая поразительные черты. Когда на его щеках появляются ямочки и раздаётся хриплый звук его смеха, в моём животе начинают порхать бабочки. Эти чёртовы бабочки начинают носиться как ураган, когда его большая, тёплая рука поглощает и трясёт мою маленькую и холодную.
— Приятно познакомится, Ноэл Холидэй, — отпустив мою руку, он поднимает свой стакан и наклоняется ко мне. — Тост, чтобы оно отсосало.
Последнюю часть он говорит мягко и его взгляд опускается к моим губам. Внезапный порыв похоти обрушивается на меня, когда я представляю, как бы это было, его рот на моём.
Какого чёрта я делаю? Я должна грустить с разбитым сердцем, страшиться момента, когда постучусь в дверь родителей и буду объяснять свою дерьмовую жизнь и то, как снова их подвела. Я не должна фантазировать о каком-то незнакомце, которого только что встретила в баре аэропорта, и которого больше никогда не увижу.
Сэм наклоняется ближе, и я чувствую аромат его парфюма. Он древесный и лёгкий, не слишком интенсивный, но этого достаточно, чтобы пощекотать нос и наполнить ум грязными мыслями. Моё тело бессознательно движется к нему навстречу, и я смотрю ему в глаза, пока его взгляд остаётся приклеенным к моим губам.
Он мягко чокается нашими станами и кокетливо поднимает бровь.
— Чтобы отсосало.
С его лица не сходит игривое выражение, пока стакан не касается его губ, и я заворожено наблюдаю, как движется его горло, когда он делает глоток.
— Чтобы отсосало, — шепчу я и, не моргая, пью своё пиво.
Глава 2
Сэм
— Судя по рассказам, твоя семья идеальная и весело проводит праздники. Ты права, твоя жизнь отстой, — притворно усмехаюсь я.
Она раздражённо поджимает губы, и когда я впервые подумал о том, что она чертовки прелестна, я знал, мне нужно потрахаться. Чертовки быстро. Восемнадцать месяцев без женщины, слишком долго. Успокоившись после того, как мою промежность облили пивом, я взглянул на виновника, затем посмотрел ещё раз и пожалел о том, что был таким мудаком. От её длинных, тёмно-рыжих волос, фарфоровой кожи, зеленых глаз и раздражённого поведения, я едва ли не мастурбировал в уборной, когда переодевался в джинсы и футболку. Я не из тех людей, которые сидят в баре и треплются с незнакомцами, неважно сексуальная женщина или нет, но я почувствовал себя обязанным сделать что-то, чтобы искупить вину за мою поганую реакцию на наше маленькое происшествие. Я сижу здесь с Ноэл, и смотрю на её пухлые, красные губы, пока она говорит, стараясь не подавать виду, что мои глаза всё время блуждают по её выдающемуся декольте. Я понимаю, что, возможно, это лучшее решение из всех, которые я когда-либо принимал.
— Идеальная с натяжкой, — отвечает Ноэл, отказывая бармену, когда она спрашивает, нужна ли нам ещё выпивка. — Раздражающие, вмешивающиеся, громкие, неуместные… эти слова больше подходят для их описания. Думаю, они хотят, что бы всё было хорошо. Но всё, что я делаю, никогда не бывает достаточно.
Я выпиваю остатки пива и молча отталкиваю пустой стакан. Всё, что мне известно о семьях и их поведении, по большей части, я почерпнул из фильмов и программ на ТВ. У меня нет совета о семье, сумасшедшей или ещё какой-либо, который я мог бы дать Ноэл, но я знаю людей и могу помочь в этом. Кроме того, разговор заглушают грёбанные надоедливые рождественские песни, играющие в аудиосистеме аэропорта. Если я ещё, хоть один чёртов раз услышу «Ослик Доминик» я кого-нибудь покалечу.