Так и оказалось. Как только Давыдов спрыгнул, лошадей подвели ближе. Резанов приказал матросам не затягивать лодку далеко на песок и тоже вышел на берег. Последним выбрался Лансдорф. По его лицу было видно, что он здесь не по своей воле.
Когда испанцы и русские сблизились, с борта «Юноны» был сделан салют, как и полагалось в таких случаях – семь выстрелов. Этот салют, равно как и торжественный вид посланника императора, произвел настоящий фурор. Дон Луис Аргуэлло по-военному отдал честь и остановился на почтительном расстоянии. Монах подошел несколько ближе и, заметив на шее Резанова белый Мальтийский крест, произнес:
– Приветствуем вас, господин командор!
Резанов, хорошо знавший испанский, ответил с достоинством царедворца и мягкостью дипломата:
– Приветствую вас, сеньоры! Спасибо за приглашение и дозволение встать на рейд. Для меня великая честь ступить на калифорнийскую землю!
Отклонив предложение ехать на лошадях, он испросил разрешения дойти до президио пешком. Испанцы сопровождали его, ведя лошадей под уздцы.
После многодневного морского похода было невероятно приятно шагать по твердой земле. Впереди, на расстоянии километра, за песчаной долиной высились зеленые холмы. Чуть в стороне находился земляной вал, из-за которого виднелись невысокие крыши. Некоторые из них были покрыты соломой, как в российской деревне.
– Президио! – Дон Луис указал на эти строения. – Я отправил посыльного к матушке. Она ждет нас и уже распорядилась насчет обеда.
Как человек, искушенный в человеческом лицемерии, и опытный дипломат, Резанов почувствовал в этих словах неподдельную искренность. Доброжелательность, с которой говорил молодой офицер, подкупила Николая Петровича, и он позволил себе немного отвлечься. Стал внимательно изучать природу, людей и животных, которые попадались на их пути. Судя по наблюдениям, российские моряки попали в настоящее захолустье, заброшенный край испанской колонии, о котором давным-давно родина-мать забыла. При всей сытости этого края и обилии домашних животных, которые валялись в пыли на протяжении всего пути до президио, Резанова поразила невыразительность пейзажа. Теперь для него стала ясна природа интереса, благодушия и любопытства испанского офицера. Визит российского корабля чрезвычайно оживил скучную жизнь Сан-Франциско.
Наконец вошли в распахнутые крепостные ворота. На плацу выстроился десяток солдат. Они вразнобой взяли на караул. Впереди показалось невысокое строение с белеными глинобитными стенами. В нем не было никаких изысков или излишеств, как не было в окнах стекол и рам. В глубине дома бегали индианки, метисы – словом, испанская дворня.
В большой комнате президио было прохладно. Распятие на белой стене, камин, удобный диван и несколько кресел. За окнами щебетали птицы, вспархивая с зеленых ветвей и перелетая с места на место.
– Позвольте представить мою матушку! – в комнату вошел дон Луис в сопровождении полной женщины. На голове у нее была кружевная накидка. – Донья Игнасия Аргуэлло Морага.
За ними, один за другим, проследовали подростки и малыши, общим числом никак не менее десяти.
– Мои дети, – сказала донья Игнасия. – Франческа, Гертруда, Сантьяго, Геврасио…
Последней зашла красивая стройная девушка лет шестнадцати. В красном платье, с блестящими черными волосами, зачесанными назад, тонкой шеей и нежными детскими ушками.
– Мария Кончепчион, – представила ее мать. – Домашние зовут ее просто Кончита.
Давыдов резко выпрямил спину, кивнул головой и по-молодецки щелкнул каблуками.
«Эко его пробрало», – с усмешкой подумал Резанов, однако признал, что девушка и вправду удивительно хороша.
Он по-отечески улыбнулся ей, полагая, что ему, сорокадвухлетнему старику, только так и пристало. Однако, взглянув на Лансдорфа, вдруг обнаружил, что и этот научный червь подпал под обаяние юной красавицы.
На протяжении всего светского разговора Резанов ощущал неодолимое желание видеть лицо Кончиты. Вот она искоса посмотрела… Вот поправила тяжелый пучок волос с сетчатой вуалеткой, тронула цветок на груди. И вдруг посмотрела. А глаза – синие-синие и глубокие, как бездонный сладостный омут…
Командор почувствовал, как растворяются стены дома. Тихие голоса собеседников звучали где-то вдали, и ему уже не хотелось отвечать на их вопросы и поддерживать пустой разговор. Хотелось только смотреть в нежное лицо девушки, видеть ее глаза и чувствовать, что он тоже ей интересен.