Журавлев сбросил верхний аварийный люк и переложил карту из планшета за ворот гимнастерки. Потом стал освобождаться от подвесной системы парашюта.
— Выходим на цель, — крикнул он и открыл бомболюки.
Смертоносный груз оторвался от самолета и стремительно полетел вниз. Немецкий аэродром был забит самолетами. Сверху они казались игрушечными. «Мессершмитты» стояли плотно друг к другу, в несколько рядов.
Мысиков и Ежов не отрывались от пулеметов. А пламя уже охватило всю машину…
— Ребята! — крикнул Мысиков — Ежов убит. Я горю! Продолжаю огонь!
Судорожно хватая воздух, Журавлев продолжал бомбить аэродром. Сжимая штурвал, Дивиченко пристально всматривался в какую-то точку на земле.
— Хлопцы! — голос его сорвался. — Тараню-ю…
Машина резко теряла высоту. Метались в угаре гитлеровцы: прямо на них летела огненная лава.
— Коля! — крикнул Журавлев. — Бросаю последние две бомбы. Прощай, дружище!
Дивиченко не слышал его слов. Он видел стремительно приближающиеся верхушки деревьев. Видел дорогу, по которой только что подошли к аэродрому бензовозы.
У самой земли от горящего самолета отрываются еще две бомбы. Страшный взрыв потряс землю. Это рвались машины с горючим. Мощная взрывная волна подбросила горящий бомбардировщик и, словно щепку, выбросила за аэродром. Самолет пробороздил по вершинам деревьев и, ломая крылья, свалился в овраг.
Сильный треск горящего металла привел Журавлева в чувство. С большим трудом он открыл глаза. Долго не мог сообразить, что с ним произошло. Попробовал пошевелиться — страшная боль резанула поясницу. Превозмогая ее, отстегнул привязные ремни и вывалился из самолета. «Земля! Неужели жив? Что с командиром?»
Кабина Дивиченко была открыта. Журавлев подполе к ней и увидел командира. Дивиченко неподвижно висел на привязных ремнях. Руки по-прежнему сжимали штурвал самолета. Лицо было залито кровью.
— Жив, Коля! — обрадовался Журавлев. Он ножом перерезал ремни и помог командиру выбраться на землю.
Из поврежденного ударом фюзеляжа сквозь дым показался радист Мысиков. Он бросился на траву и стал кататься, чтобы погасить пламя на одежде.
— Братцы! Победа! — Мысиков стал обнимать Журавлева, потом Дивиченко. За деревьями на аэродроме пылало зарево пожарища.
— Уходить надо. Понимаете, уходить, — торопился Журавлев. — Каждую минуту здесь могут появиться немцы. Они обязательно будут искать наш самолет.
Едва успели летчики скрыться в кустарнике, как прыгая на ухабах, к советскому бомбардировщику уже мчался немецкий мотоцикл.
— Без команды не стрелять, — предупредил Дивиченко, — патроны беречь!
Мотоцикл остановился. С автоматами в руках немцы бросились к самолету. Они увидели погибшего Ежова.
— Теперь нас бросятся разыскивать, — произнес Мысиков.
Но немцы повернули обратно.
Летчики осторожно спустились в овраг и заползли под мост через речушку, Владимир Журавлев развернул карту, достал маленький компас.
— До линии фронта километров сто двадцать…
— Ничего, пробьемся, — с надеждой в голосе сказал Дивиченко. — Мы должны жить, чтобы умирали фашисты.
Когда летчики выбрались из оврага, они увидели неподалеку деревушку с единственной улицей. На краю деревни стояла зеленая немецкая автомашина и гусеничный тягач.
— Если деревушка занята противником, то где же он? Улица пустынна, — рассуждал вслух Журавлев. — Выход один: надо пробраться в деревню и переодеться. Пусть даже в деревне немцы. Но там есть наши, советские люди. Они помогут.
— Рискованно…
— И все же надо идти, — настойчиво заключил штурман. — Разрешите мне. Запомните: если в деревне немцы, я махну левой рукой, если их нет — правой.
До деревни Журавлев добирался осторожно, до боли в глазах всматривался в улицу, вслушивался в каждый шорох. Вот и огороды. Журавлев перелез через прясло и пошел к хате. На крыльце, спиной к нему, стояла женщина. Услышав шаги, она обернулась и присела от неожиданности.
— Не бойтесь, мама! Я — русский. Летчик. Немцы в деревне есть?
— Нет, сейчас нет, — ответила она, оправившись от испуга.
Владимир пошел следом за женщиной в хату.
— Гостя вот привела, — сказала женщина мужу. — Наш летчик.
— Милости просим! — поздоровался хозяин. — Откуда бог послал?
— Чуть ли не с того света, отец, — отшутился Журавлев.
— Это ваша работа? — спросил хозяин, кивнув на окно, где не утихало зарево пожарища.
— Наша, — тихо ответил Журавлев.