Первый тост, как и положено, выпили за счастье молодых. Потом встала Татьяна Васильевна — мать Жени.
— А этот тост, — сказала она звонким от волнения голосом, — я предлагаю выпить за того, кто очень любил жизнь — за твоего родного отца, Женя, — Евгения Ивановича Чернецова. Тот бокал, который стоит рядом с твоим, налит ему. — И, не сдержав слез, она села.
Женщины вытирали платком глаза. Вспомнили другую свадьбу. Тогда во главе стола сидел летчик, такой же высокий, как и его сын, стройный, по-мальчишески тонкий в талии. Он шутил, смеялся громче других…
Едва справившись с волнением, Татьяна Васильевна подошла к шифоньеру и достала синюю авиационную гимнастерку с кубиками старшего лейтенанта в петлицах. На гимнастерке поблескивал орден Красного Знамени.
— Вот тебе, сын, в память от отца. Ее прислали мне его товарищи, просили вручить, когда станешь взрослым.
Сын от волнения не мог ничего сказать. Не желая показывать своих слез, вышел из-за стола. На улице, не чувствуя мороза, долго стоял с непокрытой головой.
Здесь, по крутым каменистым улицам, его отец ходил, когда учился в школе. Отсюда вместе с ватагой мальчишек ездил на велосипеде в лес. На станции юных техников мастерил детекторные приемники, строил модели самолетов. В 1936 году по призыву комсомола поступил в военное училище. А в 1940 году писал своей будущей жене:
«…Специальности лучше той, которой я владею, не хочу. Буду летать до тех пор, пока глаза видят землю, а руки держат штурвал. Мечта — стать испытателем. А для этого нужно учиться и учиться».
В то время наши авиаторы осваивали ночные полеты. Евгений писал:
«…А как хорошо, Татьяна, летать ночью. Только надо очень и очень много внимания, иначе поцелуя с земным шариком не избежать».
Почти за год до войны на вопрос, когда приедет в отпуск, отвечал:
«Не знаю, дадут ли мне скоро отпуск. Я имею в виду не совсем нормальную обстановку на западной границе. По всем данным, Германия усиленно готовится к войне. Ты, Танюша, должна знать: жизнь моя принадлежит партии, народу, которые мне оказали большое доверие, и я должен многое сделать, чтобы оправдать его».
Поздней осенью 1940 года он приехал в свой последний отпуск. На улицах уже лежал снег, свадьба была с уральскими пельменями, с веселой пляской. В часть Евгений вернулся вместе с женой.
…Летчики Киевского военного округа настойчиво овладевали техникой. Состоялись большие учения. Один за другим взлетали в воздух самолеты. Полеты шли в две смены, без выходных. В субботу, 21 июня, Евгений побывал дома. Вечером, на попутной машине добрался до полевого аэродрома и, как только прикоснулся к постели, заснул крепким сном. Проснулся неожиданно. Насторожился: нарастал какой-то отдаленный рокот, похожий на гуденье самолетов. Затем яркая вспышка озарила комнату. В казарму вбежал дежурный командир:
— Боевая тревога! — закричал он.
Начались суровые испытания войны. Евгению пришлось летать в Киев, в штаб округа. Противник часто бомбил красавец-город. Разрушены дома, много убитых. В душе закипала страшная ярость.
Были уже и первые потери в эскадрильи. Звено лейтенанта Грушивца охраняло переправу через Днепр. Неожиданно из-за облаков на самолет лейтенанта спикировал «мессершмитт». Фашистам удалось поджечь самолет. Все знали о гибели Ивана, но никто не решался сказать об этом его жене. Она так и уехала в эвакуацию, уверенная в том, что ее муж находится в командировке. Лишь позднее летчики сообщили ей горестную весть.
Были и первые победы. В одном из боев истребители должны были прикрывать отступление наших частей. Была выделена группа летчиков во главе со старшим лейтенантом Ивановым. Вот как рассказывала об этом боевом эпизоде фронтовая газета:
«Ведомым у Иванова был лейтенант Чернецов, храбрый, молодой летчик. Вылетели шестеркой. Где-то на полпути на встречном курсе появилось несколько черных точек.
— Внимание, «мессершмитты»! — передал Иванов и первым пошел в лобовую атаку. Чернецову пришлось чуть отойти в сторону и своим самолетом прикрыть командира. Иванов всадил огненную очередь в головного «мессера» и тот, свалившись на крыло, устремился вниз. Второго сбил Чернецов. Смерчем носились краснозвездные ястребки среди «мессершмиттов», поливая их свинцовыми струями. Фашистские стервятники не выдержали, один за другим они стали покидать поле боя.