Выяснить судьбу Евгения Овчинникова редакция поручила журналисту П. М. Грабору. Взялись за поиски и красные следопыты из Новой Калитвы во главе с И. И. Ткаченко. Надо было разыскать свидетелей последних часов жизни отважных летчиков, так как в своих воспоминаниях генерал-лейтенант Ромазанов писал, что после пыток Овчинникова привязали цепью к дереву и сожгли, а Козаев последней пулей убил себя. Об этом рассказывали и жители города Россошь по слухам.
И, наконец, были найдены очевидцы последних минут жизни Евгения, и журналист Грабор немедленно отсылает письмо в Челябинск.
«Уважаемый Василий Николаевич! Только что удалось установить, что Евгений погиб геройски. Есть живые свидетели, которые присутствовали на допросе, а также лично принимали участие в похоронах. Могила его находится на сельском кладбище на хуторе Карачун Россошанского района».
9 августа 1963 года появилась в Воронежской газете «Коммуна» статья П. Грабора «Нет, он не пропал без вести». Потом в газете «Челябинский рабочий» статья В. Колобова «Тайна разбитого самолета».
Постепенно приоткрылась завеса времени.
…Командир полка подполковник Летучий 17 января 1943 года дал Козаеву и Овчинникову особое поручение, от которого зависело выполнение важной операции по окружению и уничтожению врага. Надо было срочно восстановить связь с наземными частями, глубоко вклинившимися в расположение противника.
Командир пожал руку, пожелал успеха. Проводил взглядом улетающий в направлении Калитвы самолет. Только бы обошли фашистский аэродром в Евстратовке!
Шалико и Евгений, удачно посадив самолет, вручили командованию наземных частей приказ командующего армией.
Когда они летели обратно, под крыльями самолета были белые-белые поля выпавшего ночью снега. По дороге — отступающие колонны фашистов и совсем недалеко освобожденная от немцев слобода Морозовка.
Евгений обрадовался:
— Шалико! Видишь, Морозовка виднеется? Мы почти дома!
И вдруг самолет вздрогнул. Загорелся мотор. Острая боль сковала ноги Шалико. Стиснув зубы, он повел самолет на посадку. Другого выхода не было. Приземлившись, летчики увидели, как к ним бегут фашисты. Их много. У них овчарки. Евгений выскочил из пламени горящего самолета. Помог выбраться Шалико. Стал срывать с него горящий комбинезон.
— Приказываю оставить меня и выполнять задание! Ждут донесения! Беги! — приказал Евгению командир экипажа Козаев.
Проваливаясь в сугробы, Евгений побежал через кусты к камышам.
Шалико выпустил шесть пуль по фашистам, а последнюю оставил для себя.
Отстреливаясь, Евгений скрылся в камышах. Он пробирался к реке. Свои совсем близко — на той стороне реки. Но отчаянная боль в вывихнутой ноге, а сзади овчарки… Вот они совсем рядом, а он бежит, что есть духу. Лай за спиной. Еще секунда. Еще…
Очнулся Евгений, когда били прикладами. Били так, что переломили руку. Адская боль во всем теле, нечем дышать…
Потом окровавленного вели на допрос. Когда проводили мимо колхозницы Дарьи Сергеевны Кулиничевой, она, вглядываясь в лицо, в русые волосы, упавшие прядями на глаза, прошептала:
— Сынок, родной, не ты ли это?
— Нет, мамаша, я из Челябинска. Родители мои там.
— А я думала — мой Степа. Он тоже летчик!
— Чего лезешь! — крикнул конвоир. — Иди в хату!..
Евгения завели в хату. Дарья Сергеевна порылась в сундуке, оторвала чистую тряпицу, перевязала руку Евгения. Принесла ему, три сырых яйца и горбушку хлеба. Он выпил яйца, а горбушку спрятал:
— Может, пригодится! — улыбнулся.
Его пытали, били, добиваясь, чтобы он рассказал о части, дал нужные сведения.
— Мы можем тебе сохранить жизнь, если ты, конечно, скажешь… — пообещал немецкий офицер. Но Евгений до конца остался верен присяге Родине.
— В кузницу его! — закричал фашист.
Перед самой кузницей Евгений замедлил шаг. Снял окровавленный шлем, запрокинул голову:
— Прощай, небо! Увидимся ли?
Из кузницы он не вышел. Хоронили Евгения на сельском кладбище. Весь хутор шел за гробом.
Эти люди через двадцать один год повели мать Евгения Параскеву Даниловну на могилу Евгения. Не довелось приехать Василию Николаевичу: он умер незадолго. Посреди степи, где только ветер поет свою вечную песнь, увидела мать всю в цветах могилу сына.
Весть о том, что найдена могила Евгения, дошла и до Нины.
«Мне очень тяжело. Но как Вам, Параскева Даниловна?! — писала она. — Я бы жизнь отдала, чтобы облегчить Ваши страдания. Я очень прошу Вас быть мужественной, крепкой, как Женечка. Он прожил короткую, но прекрасную жизнь».