— Не ежедневно, но достаточно часто.
Кюн помолчал, глядя вслед удаляющемуся напарнику, и продолжал:
— Есть вещи, которые па первый взгляд не имеют ничего общего с политикой. Иной думает, что он только выполняет свой профессиональный долг, но его национальный инстинкт должен ему напомнить, что он к тому же еще и немец, не так ли?
— Голос крови, — насмешливо прокомментировал Молькхаммер.
— Называйте это как вам угодно.
— Видите ли, — заговорил Молькхаммер, — дело обстоит гораздо сложнее, чем вы думаете. Южный Тироль отошел к Италии в 1910 году в качестве платы за то, что Италия порвала с Тройственным союзом и, став на сторону Антанты, объявила войну Австро-Венгрии. Мой отец так и не примирился с этим, но я вырос в более умеренном климате. Сегодня Южный Тироль тысячами нитей связан с Италией, и я считаю Италию своим государством, так же как немцы в Эльзасе считают своим государством Францию. Или вам доводилось когда-нибудь слышать, что немцы в Швейцарии выражали желание присоединиться к Германии?
На одно мгновение Кюн заколебался, но взял себя в руки и наклонился вперед:
— Учитывая вашу профессию, вы волей-неволей оказались в довольно щекотливом положении. Хотя вы и не назвали своего имени, я тем не менее знаю, кто вы, и думаю, что придет время, когда мы кончим играть в прятки и перейдем к делу.
— Я сразу предположил нечто подобное, как только увидел в зеркале ваш «фольксваген».
— Сразу видно специалиста, — улыбнулся Кюн. — Нашему брату дилетанту надо держать с вами ухо востро. Я бы хотел побеседовать о деле, которым вы в настоящее время занимаетесь.
— Кто вас послал?
— На эту тему предлагаю поговорить несколько позже. Начнем с главного: некоторые лица хотели бы узнать, что известно полиции об убийстве Новака. До сих пор я безуспешно апеллировал к вашему национальному чувству. Но неужели вы лишены даже профессионального честолюбия? Вначале вы ведете следствие один, затем вам подсовывают знаменитого Феллини. Неужели вас это не оскорбляет?
Молькхаммер внезапно поднялся, подошел к окну и, немного постояв, вернулся на место.
— Если вы не успели записать номер нашей машины, — ухмыльнулся Кюн, — то вы опоздали. Мой друг уже уехал. Но я бы предпочел, чтобы вы отбросили свою недоверчивость. Вы лично не имеете здесь никаких полномочий, а чтобы найти местных полицейских, потребуется немало времени. К тому же мы разговариваем без свидетелей. Итак, не согласились бы вы при выяснении обстоятельств убийства Новака работать не только на полицию, но и немного на меня? Дружище, ведь вы же все-таки немец!
— Жаль, что вы меня так и не поняли, — вздохнул Молькхаммер. — Я так старался объяснить вам свою точку зрения.
— Кое-что из другой оперы. Феллини влез в дело, которое должны были вести вы один. Неужели вы не хотите подставить ножку великому Феллини?
Молькхаммер сделал вид, что задумался.
— А что я буду от этого иметь? — помолчав, спросил он.
— Думаю, мы найдем общий язык. Во всяком случае, за деньгами дело не станет.
— Все зависит от цены.
— Хорошо. Я посоветуюсь. Только не пытайтесь шпионить за мной, это бессмысленно и небезопасно для вашей жизни. Уж если мы договорились о деле, оставим всякие глупости в стороне.
— Хорошо, — согласился Молькхаммер. — Корда вы дадите о себе знать?
— Возможно, я появлюсь сам или кто-нибудь передаст от меня привет. Возможно, вы получите письменное извещение.
— Зеленую записку?
— Почему бы и нет?
Поднимаясь, Кюн засмеялся. Молькхаммер посидел еще четверть часа, расплатился и сел в машину. Всю дорогу его мучила мысль: не сделал ли он ошибки? Нет, пожалуй, все-таки лучше было оставить дверь открытой, чем уйти с пустыми руками. Интересно, что скажет Феллини?
В Больцано у Феллини была условлена встреча с подполковником Сандрино. Феллини явился минута в минуту и попросил даму в приемной доложить о себе. Подполковник сразу пригласил его в кабинет.
Феллини давно отучился судить о человеке по его внешности, но подполковника военной контрразведки он все-таки представлял себе другим. Сандрино оказался толстым, лысым коротышкой, хотя ему, возможно, лишь недавно пошел пятый десяток. Но едва он заговорил, как Феллини почувствовал, что перед ним человек с большой силой воли.
— Я попросил лейтенанта Андреоло пересказать мне историю о вашем столкновении с ним, — чуть улыбаясь, начал Сандрино. — Андреоло исключительно талантливый молодой человек, способный лингвист, ловкий, энергичный, находчивый. Боюсь, что вскоре разведка заберет его от нас.
— Он оставил у меня самое хорошее впечатление, — сказал Феллини. — Хотя, конечно, — и тут Феллини постарался придать своему голосу юмористический оттенок, — он и был слишком сдержан в своих показаниях и в первые дни здорово спутал нам карты
— Что делать? — вздохнул Сандрино. — Военная контрразведка должна работать конспиративно. К тому же в настоящее время у нас и без того забот полон рот. Южнотирольские террористы готовят крупную диверсию.
Он подошел к настенной карте, па которой была изображена пограничная территория между Австрией и Италией в районе Альто Адидже
— Правда, большие участки границы в этом районе наглухо забаррикадированы скалами и льдом. Однако прыгуны, как называю (в народе террористов, тем не менее находят лазейки. Для здоровых парней из альпийских долин нет ничего увлекательнее, чем участвовать в этой маленькой войне Они отличные лыжники, скалолазы и стрелки. Стрельба у них — национальный вид спорта, в каждой деревне существует стрелковый кружок. Вот эти-то парни и переправляют в настоящее время через перевалы взрывчатку. Задержать их чрезвычайно трудно. Собственно, это даже не наша задача, а карабинеров. Мы лишь пытаемся время от времени выяснить, что делается по ту сторону границы.
— Вы знаете, какую роль в Бергизельбунде играет небезызвестный доктор Шмейдль? — спросил Феллини.
— В его особняке были организованы курсы по обращению со взрывчаткой, а также ее хранению и транспортировке.
— К Шмейдлю в Грац ездил Крёберс.
Сандрино кивнул головой. Однако он считал Крёберса не более чем кредитором Бергизельбунда. Но именно эта область являлась, по его мнению, наиболее труднодоступной для расследования.
Как Сандрино, так и Феллини придерживались правила никогда не тратить даже минуты на переливание из пустого в порожнее, как только тема разговора подходила к концу. Феллини еще намекнул, что было бы неплохо создать смешанную комиссию, однако не встретил особою энтузиазма, получив уклончивый ответ. На этом они расстались.
Полчаса спустя Феллини и Молькхаммер встретились в кафетерии.
— СИФАР по-прежнему не поднимает жалюзи и глядит сквозь щепку, — сказал Феллини. — Итак, все остается по-старому: мы возвращаемся в Вену.
По дороге в Вену Молькхаммер сменил Феллини у руля. Они ехали всю ночь, лишь иногда делая короткие остановки. Добравшись перед рассветом до города, криминалисты сняли номер в первой попавшейся гостинице и проспали до восьми утра. Затем они спустились в ресторан, позавтракали и разошлись, договорившись встретиться в ресторане к обеду. Феллини решил снова навестить Бекмессера.
— К сожалению, — поздоровавшись, начал Феллини, — я все еще не могу назвать имя убийцы вашего принципала. Может быть, у вас есть для меня новости?
Мет, покачал головой Бекмессер, он не заметил ничего особенного, что бы могло представить интерес для полиции. Шаг за шагом он выполняет ранее принятые обязательства, удовлетворяет, как может, кредиторов и пытается противостоять темпу ликвидации, чтобы не нанести ущерба фирме.
— Ваш шеф никогда не имел дело со взрывчаткой? — неожиданно спросил Феллини.
Бекмессер посмотрел на него широко открытыми от удивления глазами.
— Я как раз собирался сообщить вам об одном странном происшествии. Позавчера ко мне зашел представитель венской фирмы «Динамит Нобель АО», расположенной в Медлинге[11], и спросил господина Новака. Я сообщил ему о кончине шефа, и тогда он поинтересовался, по-прежнему ли нам необходим допарит — это взрывчатое вещество. К тому же я чрезвычайно изумился, услышав, что господин Новак торговал подобным товаром. Разумеется, я ответил отказом.