— Ты должна мне помочь, — сказал он.
Она сразу узнала его и, не говоря ни слова, захлопнула окно. Минуту спустя она вышла на улицу. Молькхаммер еле держался на ногах Кат обхватила его одной рукой и, чувствуя, как он весь обмяк, с трудом удерживая его на ногах, довела до кухни и усадила на стул.
— Боже мой! — сказала она — Что с тобой стряслось?
Молькхаммер убрал со лба волосы и прижал ладони к вискам, пытаясь утишить колющую боль в голове.
— Сейчас все узнаешь, — слабым голосом произнес он.
Он понял, что должен открыться ей и рассказать обо всем, что с ним произошло; к тому же он был настолько слаб, что все равно не смог бы выдумать более или менее правдоподобную историю.
Она сняла с него обувь, поставила кипятить воду для кофе и протянула мыло и полотенце, чтобы он вымыл хотя бы лицо и руки.
— Расскажешь потом, — сказала она, — а пока сходи умойся. К сожалению, тебе сейчас нельзя принимать ванну; в таком состоянии ты можешь потерять сознание и захлебнуться.
Она положила на хлеб колбасу и открыла несколько банок рыбных консервов. Молькхаммер первым делом набросился на консервы.
— А ты, я вижу, испугалась. Почему ты не спрашиваешь меня, что произошло?
— Потому что вначале ты должен поесть. Ты уже вычерпал ложкой все масло из банок. Не слишком ли много для ночного ужина?
— У меня такое чувство, что в самый раз. Одна собака подсыпала мне в коньяк яд. В таких случаях рекомендуется пить масло. — Он натянуто улыбнулся. — Ты не вычистишь мой пиджак? Кстати, который час?
— Яд? — спросила она. — Какой яд? И кто эта собака? И с каких пор ты пьешь коньяк? Ты должен немедленно пойти в полицию!
Он взглянул на кухонные часы: без нескольких минут четыре. В глазах Кат промелькнуло подозрение.
— Выкладывай, что же действительно произошло, — приказала она.
И в то время как Кат чистила ему ботинки и пыталась удалить наиболее грязные пятна на пиджаке, Молькхаммер, ничего не утаивая, рассказал ей о встрече с Кюном и открыл свое настоящее имя и свою профессию. Она недоверчиво посмотрела ему в глаза. И даже когда он описывал, как его увезли и ограбили в лесу, она несколько раз скептически вытягивала трубкой губы.
— Не чересчур ли много приключений сразу? — наконец произнесла она. — Теперь тебе, разумеется, нужны деньги?
— Вот именно! — облегченно выдохнул он и торопливо добавил: — Если я пойду в полицию, то вопросам и формальностям не будет конца. Мне бы только добраться до итальянской границы. Кроме того, я бы хотел заплатить за гостиницу. Границу я перейду без паспорта, а дальше все пойдет как по маслу. Любой итальянский полицейский окажет мне содействие, и самое большее через три дня я верну тебе деньги.
Кат повесила кое-как очищенный пиджак на спинку стула и села.
— Чересчур много приключений сразу, — повторила она. — Все, что ты рассказал, слишком невероятно. Но я верю. Возможно, потому что влюбилась в тебя.
Он протянул к ней руку, но она отвела ее в сторону.
— Сейчас не время. Сколько тебе нужно?
Он назвал сумму, подумал, назвал большую. По некотором размышлении Кат сказала, что у нее здесь нет таких денег, но что главный почтамт открывается в шесть и она могла бы снять деньги с почтовой сберкнижки. Она вскочила со стула.
— Я буду готова через двадцать минут.
Около шести они вышли из дому. Еще не рассвело, но по улицам уже торопились пешеходы, и трамваи были переполнены. Свежий воздух окончательно оживил Молькхаммера. Он почувствовал, как исчезают последние остатки слабости и возвращается хорошее настроение.
— Кат, — сказал он, — ты самая прекрасная девушка на свете! Я никогда не забуду того, что ты сделала для меня!
На углу перед почтамтом стоял полицейский. Когда до него оставалось несколько шагов, Кат неожиданно схватила Молькхаммера за рукава пиджака.
— Арестуйте его! — громко крикнула она. — Полиция! Арестуйте этого мужчину!
Молькхаммер даже не пытался вырываться и бежать. Полицейский быстро приблизился к ним. Несколько прохожих остановились, Кат все еще не отпускала Молькхаммера.
— Отведите его в участок! — кричала она неестественно громким голосом. — Это мошенник!
— Я иду с вами, — спокойно сказал Молькхаммер полицейскому. — Попросите эту даму не портить мой пиджак. У меня нет другого.
В сопровождении полицейского с одной стороны и Кат с другой Молькхаммер шел по улице. Он был не столько взбешен, сколько опечален. Ему ничто не угрожало, кроме потери времени, но именно этого в данной ситуации не простит Феллини.
Лицо Сандрино было серьезно и угрюмо, но сверх того в нем проскальзывало нечто, чего Феллини никак не мог предположить: смущение.
— Я пригласил вас к себе, — начал Сандрино, — хотя, собственно говоря, сам должен был бы явиться к вам, поскольку я перед вами в большом долгу. Однако, воспользовавшись вашим пребыванием в Больцано, я пригласил вас сюда, так как нет более подходящего места для беседы, чем мой кабинет. Правда, сейчас несколько необычное время, но и причина тоже не совсем обычная.
Сандрино сделал паузу, чтобы насладиться эффектом, который должно было вызвать его сообщение, и действительно насладился им в полной мере.
— Дело в том, что примерно три недели назад, то есть за пять дней до смерти, Новак имел доверительный разговор с итальянской таможней.
Феллини всплеснул руками и простонал:
— И вы говорите мне это только сегодня!
Сандрино кивнул головой и продолжал:
— Направляясь вместе со своей подругой в Тауферс, Новак при переходе границы отвел в сторону одного итальянского таможенника и спросил, каким образом он сможет в случае необходимости передать таможне секретное сообщение. Таможенник проводил его к своему начальнику. Там Новак долго мялся, но, наконец, развязал язык и сообщил, что в ближайшее время ему. возможно, станет известно о нарушении границы, и он хотел бы знать, к кому он в этом случае должен будет обратиться. Начальник дал ему телефон таможенной полиции. Двумя днями позже Новак позвонил по телефону, чтобы, как он выразился, убедиться в исправности линии. В связи с этим к таможне был прикреплен связной офицер СИФАРа. Но от него до нашего отдела, который единственно занимается прыгунами, как вы сами понимаете, довольно длинный путь.
— Понимаю, — сказал Феллини.
Его взгляд еще был прикован к губам Сандрино, а мысли уже мчались, обгоняя друг друга, взлетали, сцеплялись и разлетались в стороны, пытались встроить новый факт в систему старых, наталкивались на противоречия, строили схемы и отвергали их.
— Невероятно! — сказал он — Возможно, это и есть мотив убийства?
— Не исключено, что мы обнаружили звено, которого не хватало в вашей цепи. Если это так, то ваша теория верна. Можно вас поздравить.
— Избави бог! Такая поспешность только навредит делу.
Но, говоря так, Феллини улыбался, и Сандрино понял, что скала, о которую грозило разбиться сотрудничество СИФАРа н уголовной полиции, благополучно обойдена.
— В первой записке говорилось, что Новак будет подлецом, если потребует деньги, — развевал свою мысль Феллини. — Предположим, Новак передал прыгунам партию донарита, вывезенную им из Франции. Предположим далее, прыгуны не хотели платить за взрывчатку и даже апеллировали к патриотизму Новака. Поэтому Новак решил подставить им ножку и выдать пограничникам один из их транспортов. Прыгуны, возможно, подозревали или пронюхали о его намерениях. Не исключено, что он легкомысленно угрожал им. И когда им показалось, что он становится опасен, они убрали его.
Сандрино согласно кивал головой: логичная цепь, любое из ее звеньев можно считать доказанным, контраргументов — никаких. Старая практика правоэкстремистских организаций: предавать предателей тайному суду Сандрино знал десятки подобных примеров от чернорубашечников Муссолини и черного рейхсвера в Германии до хорватских коллаборационистов и французских оасовцев. Так почему же подстрекателям из Бергизельбунда не прибегнуть к тому же методу?
— Пожалуй, мотив мы выяснили, — сказал Феллини и слабо улыбнулся. — Теперь осталось найти убийцу. Завтра же еду на озеро Гарда. Если кто-то и можеи им помочь, так это Кардо.