После боя или окончания сложной операции Климов засыпал в самых неподходящих местах. Он даже жаловался на это врачам, те долго его выслушивали, щупали, хлопали по голой спине и объяснили, что он отчаянно здоров, а спать надо, так как это, видите ли, естественная реакция организма. Сейчас реакция проходила особенно бурно, и он то и дело «нырял» головой и два раза подряд уронил трубку.
— Климов, проваливай отсюда, — громко сказал начальник. — Товарищи, дайте Василию по шее и отберите у него стул. У нас совещание, а не мертвый час.
Климов встал и оглянулся.
— Давай, давай, — начальник вышел из-за стола. — Ребят обними и скажи, что представлены к именному оружию.
Климов махнул рукой Зайцеву, подталкиваемый друзьями, выбрался из душного кабинета и долго тер упорно закрывающиеся глаза. На улице стало несколько легче, а когда он вспомнил, какую шутку сыграли с ним Панин и Лавров, а он с ними еще не рассчитался, сон как рукой сняло. С криком «оборву уши» Климов зашагал в отдел.
Когда он, громко хлопнув дверью, вошел в кабинет, ребята прекратили разговор и встали.
— Так, голубчики, — сказал Климов, пытаясь придать лицу грозное выражение, сел за стол и потер руки, — сейчас я с вами поговорю.
Лавров стоял, опустив голову и потупив глаза, а Панин, наоборот, выставил вперед подбородок, и взгляд его был чист и невинен.
— Садитесь, — сказал Климов и неловко заворочался на своем прокурорском месте. — Разве можно так?
— Колька, оправдывайся! — зашептал Лавров.
— Верно, я виноват, — горячо заговорил Панин. — Но вы выслушайте, Василий Васильевич, — он встал и начал ходить по кабинету. Видно, его деятельная натура не могла находиться в состоянии покоя. — Подобрались мы к Серому вплотную, и заколодило. Он нас чувствует и на дело не идет. Тут еще Цыган Мишку узнал, и совсем неважно стало. Надо было или уходить, или атаковать, здесь Михаил и придумал, что если он меня «выдаст», то и себя реабилитирует и Серого успокоит, мол, сбежал мент, и Цыгана прижмет.
— А что ты здесь плел про Павла? — уже не скрывая улыбки, спросил Климов.
— Ничего я не плел. Когда Мишка кончил разговаривать с Павлом, встал и поправил прическу, что означало: сматывайся, я кивнул и пошел к выходу. Тут Павел подзывает, меня аж в пот бросило: неужто, думаю, задержать хочет? А он мне мелочь за пиво сует и шепчет: «Тебя Серж расколол, беги». Все так и было. Только по замыслу Мишки я должен был явиться к вам и все рассказать, а я испугался, Думаю, наверняка вы догадаетесь, что дела у Михаила плохи, раз мы такой ход сделали. Наказывайте, — Панин развел руками.
— А у меня все было просто, — сказал Лавров и смущенно улыбнулся. — Николай принял огонь на себя и скрылся, дальше все было, так сказать, дело несложной техники. Я полностью реабилитировал себя и скомпрометировал Рюмина, то есть Цыгана. Но Серый оказался не так прост и мне до конца не доверял; играя на нашей с Рюминым обоюдной ненависти, он связал мне руки. Когда явился Павел, стало ясно, что вы за ним проследили и адрес вам известен. Моей единственной задачей стало удержать Рюмина до возвращения налетчиков и ждать вас.
— Не удалось Рюмину осуществить свою мечту: стать главарем и повернуть банду с уголовщины на политику. Так Лавров спас Советскую власть, — сказал Панин, встал и пожал Михаилу руку.
Решив прижать ребят к стене и поубавить им спеси, Климов тяжело вздохнул и, почесав в затылке, сказал:
— Все это, конечно, хорошо, начальство даже вас награждать собирается, но мне-то что делать? — Он открыл лежащую на столе папку и взял первый подвернувшийся листок. — Вот заявление о том, что пятого августа в пьяной ссоре убит гражданин Кирюшин, известный вам под кличкой Свисток. Заявление зарегистрировано, и уже звонили из управления и спрашивали, что предпринято для розыска преступника. Что прикажете делать?
— Я выстрелил в порядке самозащиты, — быстро сказал Лавров.
— Точно, — вмешался Панин, — могу официально свидетельствовать, что гражданин Лавров говорит в данном случае только правду.
— Разберемся, — угрожающе пробормотал Климов и спрятал заявление в стол.
— Правильно, товарищ начальник, разберитесь. Решите этот вопрос принципиально, тем более и заявление у нас есть.
Климов посмотрел на говорившего Панина, не выдержал и вышел из-за стола.
— Да я тебе, постреленок… — начал он, засучивая рукава, перевел взгляд на Лаврова и замолчал.
Лавров сидел, запрокинув голову, и держал у носа какую-то склянку. Глаза у него были закрыты, ноздри раздувались, а на лице написано блаженство. Климов вспомнил страшные крики наркоманов, когда они мечутся по камере, лишенные своего зелья, на секунду опешил, потом подскочил к Лаврову и залепил ему пощечину. Лавров качнулся, склянка вылетела у него из рук, ударилась об стену и разбилась.
— Опять меня за Кольку бьют, — сказал Лавров, потирая пылающую щеку, — и погибли мои вещественные доказательства, — он вынул из кармана точно такую же склянку и протянул ее Климову.
Климов взял ее, посмотрел на хохочущего Панина и взорвался.
— Объясните мне, наконец, что вы вытворяете? Что это такое? — он сунул склянку Лаврову под нос.
— Кокаин, естественно, — сказал Лавров, отстраняясь и протирая платком слезящиеся глаза. — Ну и ручка у вас, Василий Васильевич!
— Кокаин? Так я тебе сейчас совсем башку оторву!
— Это моя выдумка, Василий Васильевич, — быстро проговорил Панин и схватил Климова за рукав.
— Выдумка его, а физиономия моя, — сказал Лавров и, прикрывая лицо платком, вышел из кабинета.
— Все объясню, — Панин театрально взмахнул руками перед лицом недоумевающего Климова. — Трубочек было две, в одной кокаин, в другой — ваниль. Понимаете? Мишка нюхал ваниль, а когда у него просили «нюхнуть», давал настоящий кокаин.
— Вот черти, — смущенно пробормотал Климов и потер щеку, — сходи узнай, как он там, — Климов забегал по кабинету. — У меня где-то свинцовая примочка есть.
— Отойдет. Мишке только на пользу, а то он в самые герои забрался. А изображал он здорово. — Панин сел на стул, вытянул ноги, запрокинул голову и стал похож на изображающего покойника клоуна. — Не выходит, ноги у меня коротковаты, — он вскочил. — Понимаете, как я тонко рассчитал, Василий Васильевич. Если все поверят, что Мишка — наркоман, то автоматически отпадают все подозрения. До ужаса тонко. Даже слишком тонко, — Панин сокрушенно вздохнул. — Налетчики на Мишкины фокусы с кокаином — ноль внимания. Нюхает, ну и что?
— Уже можно? — спросил Лавров, открывая дверь и останавливаясь на пороге.
— Входи, я все урегулировал, — покровительственно ответил Панин.
— Только, пожалуйста, не извиняйтесь, Василий Васильевич, — быстро сказал Лавров. — Оплеуха была необходима, только выдана, как всегда, не по адресу. Но мне не привыкать, я в Киеве трое суток под арестом вместо Николая сидел.
— Вот мелочный человек!
Панин тяжело вздохнул и сел рядом с другом.
Климов молчал, поглядывая на ребят, и прикидывал, как бы их оставить в Москве.
Раздался телефонный звонок, и Климов машинально переспросил:
— Какой Киев?
— Самый обыкновенный, — зарокотал в трубку знакомый бас. — Ты свои штучки брось, я тебя за тыщу верст насквозь вижу. Дай-ка хлопцам трубку.
Вырывая друг у друга трубку и повернувшись к Климову спиной, Лавров и Панин разговаривали с «батей». Чтобы не стеснять ребят, Климов встал у окна, а когда в кабинет вошел Зайцев, он улыбнулся и приложил палец к губам.
— Шленов хочет поговорить с вами, — шепотом сказал Зайцев.
Они вышли из кабинета.
— Ты уж прости меня, Владимир Николаевич, но я с этим… — Климов замялся, подыскивая подходящее слово, — разговаривать не буду.
— Это почему же?
Климов услышал в голосе заместителя презрительные скрипучие нотки и остановился.
— Давай не ссориться. Хотя бы пару дней, что ли. Не могу я, понимаешь? Не могу видеть этого гада! — Климов расстегнул ворот рубашки и провел рукой по шее. — Сделай одолжение, допроси сам.