— Мистер Фейн из газеты «Новая граница», — сказал Мола. — Они наши старые друзья. Я думаю, что вы были знакомы с мистером Фридландером?
— Я хорошо знала мистера Фридландера. Я работала с ним во время его последнего визита. Он был прекрасным человеком.
— Кларита работала в агентстве «Пресса Латина», так что ей кое-что известно о работе журналистов. Кларита, я хочу, чтобы вы помогали мистеру Фейну так, как раньше мистеру Фридландеру. Мистер Фейн рассказал мне о своем намерении написать серию очерков о том, как наш народ отдыхает. Я полагаю, что вы сможете подготовить соответствующую программу работы.
Кларита кивнула головой в знак согласия, и они договорились, что она будет в гостинице с машиной в семь часов утра.
Когда Кларита ушла, Мола рассказал историю ее жизни:
— До революции на Кубе было много иностранных компаний, которые проводили политику неприкрытого грабежа и разбоя. После революции мы выступили против засилья монополистов, и они вынуждены были покинуть страну. Отец Клариты работал инженером в одной из таких фирм. Он женился на кубинке. Родители уехали в Канаду, а Кларита осталась и Помогает нам. Не находите ли вы все это необычным?
— Нисколько, — сказал Фейн. — Можно полагать, что такая женщина будет предана делу народа.
Мола перестал быть для Фейна суровым революционером, а превратился в обыкновенного человека, которому присуще все человеческое. «Все это не так, как я думал», — мысленно пожурил себя Фейн.
— Она образцовый работник. Никогда не жалуется на усталость. Всегда вдохновляет товарищей из бюро переводчиков. Верная революционным идеалам, она вышла замуж за молодого учителя, который добровольно поехал в район, на который постоянно нападали бандиты. Его зверски замучили. Ее ребенок умер от болезни. Эти потери еще крепче связали ее с революцией.
— Так и следовало ожидать, — поддержал Фейн.
— Она образец женщины повой Кубы. Лучше ее никто не сможет показать вам страну.
— Я уверен в этом, — сказал Фейн. — И я надеюсь на ее помощь.
4
Министерство предоставило Фейну хорошо сохранившийся «кадиллак» выпуска 1959 года. Последующие три дня в сопровождении Клариты он осмотрел все, что ему предложили.
На третий день вечером он пригласил Клариту поехать куда-нибудь с ним и был поражен, что она приняла его предложение.
— Скажите куда, — спросил Фейн, — я не знаю местных ночных клубов.
Она выбрала ресторан Мокамба, место полупотушенных огней, позолоты, алой драпировки и легкой стонущей музыки. Косметика, которая, по признанию Клариты, была криком моды черного рынка, совершенно преобразила ее внешность. На ней было плотно облегающее фигуру платье. Такую женственную одежду Фейн видел только на Кубе. Фейн увидел Клариту помолодевшей, очаровательной андалузской красавицей с большими глазами и улыбкой, затаенной в нежных линиях уголков рта.
Ресторан был заполнен молодыми людьми с суровыми, мрачными лицами утомленных игроков из телевизионных детективных многосерийных кинокартин. Разукрашенная, как райская птичка, прошла мимо них сверкающая в золоте и украшениях женщина, которая в сопровождении щегольски разодетого кавалера направилась к танцевальной площадке.
Кларита проводила ее взглядом и сказала:
— Бездельники и тунеядцы. Они торгуют на черном рынке, а здесь тратят свои деньги. Ресторан принадлежит государству, и правительство смотрит на это сквозь пальцы.
— Но ведь это настоящий вертеп, — сказал Фейн.
— Именно поэтому я просила вас привести меня сюда,
— Неужели?
— Я вижу, что вы удивлены.
— И даже очень.
— Почему?
— Мне говорили о вас столько хорошего.
— Но разве это исключает желание повеселиться?
— Нет, конечно, нет. По крайней мере, я так считаю. Однако существуют и другие точки зрения.
— Все это не так. Я просто честно выполняю свои обязанности. Вот и все. Я вам говорю это, потому что я уверена, что вы не фанатик.
— Конечно, нет.
— Но вы левый. Вы, должно быть, очень левый, если вас к нам пригласили. Вы не получили бы так оформленное разрешение, если бы вас не ценили столь высоко. Обычно только руководители коммунистической партии получают такое разрешение.
— Я не коммунист, и даже не считаю себя левым.
— Мне важно одно: вы не фанатик, а это для меня имеет большое значение.
— Я уверяю вас, что я не фанатик.
— Однако вы получили такое разрешение.