Орехов тоскливо оглядел склон и вдруг увидел за скалой, где была запасная ячейка, груду валунов. Если он доберется туда, можно будет, прячась за ними, уйти с открытого склона.
Он несся стремглав, прыгал через камни, взлетал на уступы, кидался, как заяц, из стороны в сторону, спотыкался, падал, полз. Катился вниз, снова вскакивал и бежал. Бежал, не пригибаясь, подгоняемый страхом, что каждое мгновение в него ударит пуля. Бежал, как иногда убегают из лесу мальчишки, испуганные ночным уханьем совы. И сумасшедший бег, наверное, ошарашил немецкого снайпера, потому что следующая пуля ударила мимо. За валуны Орехов успел забежать раньше, чем снайпер выстрелил третий раз…
— Стой, ворона! Куда прешься? — остановил Николая резкий окрик. Метрах в пяти смотрело в грудь Орехову черное дуло винтовки. Над ним виднелись голова в грязной пилотке и прищуренные недоверчивые глаза.
— Пропуск! — требовательно сказали из–за камней.
— Не знаю я пропуска… Свой я, из первой роты, — торопливо заговорил Николай, обрадованный этим требовательным голосом. — Мы ночью линию обороны строили… Заблудился я.
Он шагнул к камням. Дуло винтовки чуть колыхнулось, и голос жестко приказал ему:
— Ни с места!.. Клади оружие наземь!..
Гаранин на рассвете возвратился в роту и доложил Кононову, что Орехов пропал.
— Как пропал? — удивленно переспросил сержант. — Ты что, с ума спятил?
Гаранин обидчиво заявил, что голова у него в порядке, а Орехов в самом деле пропал. Уполз за камнем и к ходу сообщения не возвратился. Гаранин ему покричал, но Орехов не отозвался. Тогда он стал его искать. Прополз вдоль хода сообщения и не нашел. Ночь, сами знаете, какая была, хоть глаз еыколи. Своих ботинок не видно, где уж тут кого разыщешь. Как светать стало, Гаранин еще покричал, потом ушел в роту.
— Стенку я клал так, как вы велели, с мохом, — закончил он свой рассказ.
— Ночью по вас стреляли? — спросил сержант.
— Нет, тихо было. Левее, за пригорком, раза три из пулемета шпарили, а у нас было тихо.
Лейтенант приказал Кононову идти с Гараниным на розыски Орехова.
Сержант проверил обойму в винтовке, и они пошли.
Кононов молча разглядывал из–за скалы голый склон, по которому наискось тянулся неоконченный ход сообщения.
— Слышь, сержант, может, Орехов к немцам убег?
Кононов неторопливо повернул к Гаранину усатое лицо и постучал по лбу согнутым пальцем.
По ходу сообщения они миновали половину простреливаемого участка. Дальше стенка обрывалась. Значит, отсюда уполз ночью Орехов за очередным камнем.
— Пошли. — Кононов показал на склон. Гаранин испуганно ворохнул глазами.
— Невозможно туда, товарищ сержант. Немцы насквозь из пулемета бьют.
— Пойдешь или нет? — глядя в бегающие глаза Гаранина, спросил сержант и стал поднимать винтовку.
Гаранин торопливо перевалился острым задом через стенку хода сообщения и пополз по склону.
Они облазили метр за метром весь склон, но Орехова не нашли.
Николая привели в роту на следующий день. Он шел, понуро глядя в землю, а за ним рослый солдат в стоптанных ботинках нес на плече вторую винтовку.
— Колька! — обрадованно кинулся к нему Сергей.
— Не подходить! — строго сказал конвоир, и Сергей словно осекся. Он остановился в нескольких шагах от Николая, оглядел его с ног до головы, будто видел впервые, и уселся на уступ.
Рослый солдат отрапортовал Дремову и передал ему лишнюю винтовку.
— Евонная, товарищ лейтенант. Всю дорогу просил меня отдать. Понимаю, конечно, не доведись никому такое дело. Только без приказа я ему винтовку не мог вернуть.
— Бросил он винтовку? — спросил Дремов.
— Нет, товарищ лейтенант, с винтовкой бег… Без шапки. Шапку, видать, где–то посеял, а винтовку мы отобрали.
Дремов доложил капитану Шарову о случившемся.
— Трибунал за такие дела полагается, — сердито пророкотал в трубке голос комбата. — Пораспустили роту…
— Я его сейчас к вам направлю.
— Самому, значит, возиться лень? — ядовито спросила трубка. — Трибунал, значит, за тебя солдат воспитывать будет? Ох, лейтенант, уставная же у тебя душа.
Дремов вздохнул и переложил трубку к другому уху. Ну и комбат ему попался. Все не так, каждое слово по–своему переворотит. Экономист…
— Сам этим делом займись, — послышалось в трубке. — Солдаты не родятся, их делать надо, Дремов. Воспитывать надо. Еще такой случай повторится, я тебя в трибунал пошлю. Работать надо…