На полпути в штаб Дремов устыдился своих мыслей о назначении командиром батальона. Месяц назад он в окружение попал, бегал с ротой по горам, как заяц, а ему теперь предложат батальоном командовать?
Он вдруг успокоился и решил, что вызывают его для какой–нибудь накачки. Вообще начальство за доброй вестью редко к себе требует, да еще чтобы немедленно.
Армейскую шутку, что кратчайшее расстояние между двумя точками — это кривая вокруг начальства, старый служака Дремов знал хорошо.
Девятый год он в армии. После действительной службы пом–комвзвода Дремов остался сверхсрочником, потом попал на курсы командного состава. По окончании получил на петлицы по одному кубику и стал тянуть лямку командира стрелкового взвода. Судьба бросала его из края в край, по самым глухим гарнизонам, по необжитым местам. Вроде Титовки, где его застала война.
На судьбу Дремов не роптал, рассудив, что кому–нибудь надо командовать и стрелковым взводом, кому–нибудь надо жить в неуютной Титовке, где летом под полом щитового дома хлюпала торфяная грязь, а зимой по углам куржавился иней.
Родного гнезда у лейтенанта, можно сказать, не было. После смерти отца в алтайском селе остались мачеха и старая бабка. Мачеху Дремов не любил. Бабке изредка посылал деньги и на праздники писал письма, на которые не всегда получал ответы.
В такой бродячей жизни Дремов и семьей не обзавелся. Не нашлось в дальних гарнизонах невесты для младшего лейтенанта, да и сам он–с этим делом не торопился. Будто чуял, что скоро война навалится.
Одному воевать много легче. Семейные на войне больше изводятся. Взять, к примеру, сержанта Кононова. На что уж крепкий мужик, а не раз лейтенант замечал, как он украдкой вытащит карточку жены и дочки и смотрит, смотрит на нее. Потом вздохнет, глаза у него станут тоскливые и плечи сникнут. Нелегко думать, что после себя сирот на свете оставишь.
Пружинил под ногами мох, хрустела на осыпях щебенка, цокали о гранит подковы сапог. Тонкой жилкой вился в камнях телефонный кабель. Небо было по–осеннему низким и хмурым. В облаках с ревом пролетел «юнкере». Вдогон ему ударили из зенитного пулемета. Светлячки трассирующих пуль выписали в небе плавный полукруг и угасли, не настигнув самолет…
В землянке штаба полка тускло горел светильник, сделанный из расплющенной снарядной гильзы. Возле карты, расстеленной на дощатом, грубо сколоченном столе, сидели командир полка, подполковник Самсонов, длиннолицый майор, недавно назначенный в полк начальником штаба, фамилию которого Дремов не знал, и капитан Шаров.
— Товарищ подполковник, лейтенант Дремов явился по вашему приказанию, — четко отрапортовал Дремов, откозыряв с тем особым армейским шиком, какой знают только сверхсрочники. Руку, сжатую в кулак, подносят к пилотке и только в последний момент вместе с легким пристуком каблуков раскрывают ладонь.
— Здравствуй, Дремов, — просто сказал подполковник, подал руку и показал на перевернутый ящик рядом с собой. — Садись. Как дела в роте?
— Воюем помаленьку, товарищ подполковник, — осторожно ответил Дремов, немного озадаченный таким простым обращением обычно строгого командира полка.
Лейтенант с краешка присел на ящик и незаметно стал рассматривать подполковника. «Похудел, — подумал Дремов. — На висках седина светится, щеки запали. Видно, сейчас командирам полков тоже несладко живется. Над ними ведь и повыше начальство есть. Тут от одной роты голова иной раз кругом идет, а он за весь полк в ответе».
— Знаю, что воюешь, — заговорил подполковник и, вздернув шеей, как туго взнузданная лошадь, расстегнул крючок на воротнике гимнастерки. — Комбат тебя хвалит, говорит, что неплохо воюешь. На сопке, говорит, крепко сел, оборону хорошую построил.
У Дремова полегчало на душе. Непонятный все–таки человек капитан Шаров. Сам за линию обороны лейтенанта без всякой жалости пропесочил, а полковому начальству расхвалил.
Он поднял голову и встретился со взглядом капитана. Шаров легонько поглаживал свою бороду–котлетку, и в глазах у него то вспыхивали, то притухали лукавинки. Поймав взгляд Дремова, капитан вдруг подмигнул лейтенанту. Тот невольно улыбнулся в ответ.
Подполковник Самсонов хорошо помнил, как год назад он встречал прибывших в полк младших лейтенантов. Они были все как на подбор: розовощекие, с пухлыми губами, туго затянутые в ремни, в хромовых, до зеркального блеска начищенных сапогах. Среди них, как гриб–боровик среди сыроежек, выделялся коренастый, лет под тридцать младший лейтенант с грубоватым лицом. В его широкой спине, туго обтянутой гимнастеркой, чувствовалась большая физическая сила. Глаза смотрели просто и даже чуть флегматично. В них не было того юного восторга, который бывает у молодых лейтенантов, прибывающих к месту первой службы. Самсонов тогда сразу догадался, что этот младший лейтенант из сверхсрочников, и отметил его в своей памяти. Перед войной он уже повесил на петлицы Дремова по второму кубику и решил, что такого долго взводным держать не надо.