— Пустили его, — ответил Самсонов. — Видят, что всего три десятка идет, вот и пустили. К нам бы на оборону три десятка поперли, тоже бы торопиться не стали.
— Может, артиллерией его прикрыть? — покосившись на подполковника, предложил комбат. — Если сейчас хорошо прикрыть, они выберутся…
— Рано, — остановил его майор Барташов. — Пока немцы не откроют по Дремову огонь из батарей, он должен сидеть в щели. Иначе вся затея впустую. Нам нужны не пулеметные точки, не ротные минометы, нам, капитан, необходимо засечь батареи. Те батареи, которые подготовлены для наступления.
— Засечем, дремовская рота егерям сейчас как кость в горле, — сказал Самсонов и приставил бинокль к глазам. — Часа через два прикроем.
— Через два бесполезно. При таком огне их со всеми потрохами на полчаса только хватит, — глухо возразил капитан. — Сейчас прикрыть надо.
— Отставить разговоры, комбат, — сердито остановил Шарова подполковник. — Пока немцы не раскроют систему огня, рота будет лежать в щели. Если Дремов не выполнит задачи, завтра будет наступать еще одна ваша рота, капитан.
— Буду просить разрешения лично командовать этой ротой, — дрогнувшим голосом сказал Шаров, протер полой гимнастерки очки и повторил: — Лично командовать.
Барташов переглянулся с Самсоновым и чуть приметно улыбнулся краешками губ.
— Я понимаю вас, капитан, — заговорил он. — Лично командовать всегда легче, чем лежать на наблюдательном, смотреть, как бьют роту, и просить командира полка прикрыть ее артиллерией. Просить и знать, что он не даст этого прикрытия. Не надо быть мальчишкой, капитан Шаров. Если завтра будет наступать еще одна ваша рота, вы не поведете ее. Ваше дело командовать батальоном.
Майор покосился на капитана, сбил пальцами с рукава гимнастерки осыпавшийся торф и продолжал ровным голосом:
— Скверная эта штука — логика войны, капитан. Но что поделаешь, она есть…
— Да, — вступил в разговор подполковник. — На войне надо иметь ясную голову и крепкие нервы. Я вам завидую, майор. У меня, например, нервишки последнее время шалят.
Шаров удивленно поглядел на подполковника. Тот выдержал его взгляд и невесело усмехнулся.
— Шалят, — повторил он. — Тяжело полком командовать, Шаров. Вам хочется роту повести, а мне хочется вместо полка командовать батальоном… Но это уже нервы. Полком ведь тоже кому–то надо командовать. Как связь?
Телефонист вызвал к аппарату командира взвода связи. Тот доложил, что связи с Дремовым установить пока не удалось. Связисты, которые шли с ротой, уничтожены на склоне, трое других тоже не прошли. Сейчас он посылает новых.
— Отставить, лейтенант, — устало сказал подполковник. — Никто сейчас туда не пройдет, не надо людей губить.
Шаров подумал, что подполковник прав. Через полчаса от роты Дремова все равно ничего не останется.
Спасительная щель оказалась ловушкой. Немцы пропустили в нее роту и накрыли ее минометным огнем, как крышкой. Дремов лежал, приникнув к камню, и думал, куда запропастился сержант Кононов. Неужели он наткнулся на егерей и погиб? Может, просто не сумел пройти по той скале над озером. Надо было, наверное, ему в придачу Шовкуна с пулеметом дать.
Может, тогда бы прошел сержант к немцам и устроил им шумок в тылу. Если бы сейчас этот шумок, можно было бы, пожалуй, броском рвануться еще на сотню метров вверх по склоку и залечь там в валунах…
Егеря пристрелялись, и в расселину стали залетать мины. Близкий взрыв туго ударил Дремова. Голова стукнулась о камень, в глазах поплыли зеленые круги. Куда–то улетела пилотка, наверное, сорвало осколком. Черт с ней, разве в таком аду будешь ее разыскивать…
Дремов отряхнул с шинели землю, и вдруг ему пришла в голову мысль, что, забравшись под камень, он просмотрел две белые ракеты. Может, они давно уже взлетели в небо, приказывая ему отходить? Дремов так перепугался, что даже свирепый обстрел из минометов как–то притупился в его сознании. Лейтенант поднялся и побежал на левый край разыскивать Шовкуна. Тот сидел, нахлобучив каску так, что из–под нее был виден только кончик подбородка, и прижимал к груди винтовку с оптическим прицелом. Дремов приказал ему разведать проход в лощинку.
Шовкун возвратился минут через пять. Рукав его шинели был разорван, под левым глазом краснела ссадина.
— Каменюкой шибануло, там щель мелкая, — сказал он, осторожно притрагиваясь к ссадине грязными пальцами. — Можно через бугор пройти. Кой–кого уложат, а другие пройдут. В лощине минное поле.