В марте пятьдесят седьмого, после неудавшегося штурма студентами президентского дворца, я спрятал одного из моих однокурсников в угловой комнатке конторы. Соседи ли нас выдали, как знать? Мы увидели в окно мужчин в красных свитерах и особых фуражках с длинными козырьками, выскочившими из длинного лимузина, — обычный маскарад убийц , из СИМа . Пока, они взламывали двери, мы взобрались на крышу и скрылись. Чаще всего они убивали своих противников прямо на месте, а потом для устрашения бросали трупы на тротуар. А если забирали кого с собой, это заканчивалось отбитыми почками или кастрацией. Те, кому удавалось бежать, на первое время были спасены: при своем безграничном садизме сыскной аппарат работал из рук вон плохо. Нам посчастливилось — мы пробились в горы, в Сьерру-Маэстру. Снова они схватили меня летом пять-десят восьмого...
Меня бросили в полицейскую казарму «Тигр». По ночам я слышал, как терзали и мучили других, этих криков мне никогда не забыть.
— Теперь твоя очередь! — заорал на меня на четвертый день майор. — Ублюдок! Почему твоя мать не удушила тебя еще в чреве!
Он сжимал мне горло, пока перед глазами у меня не поплыли огненные круги. Очнулся я в луже воды. Каждый вздох словно ножом резал по легким. Мне почудилось, что под окном стоят огромные щипцы. Что они намерены со мной сделать? Меня охватил такой ужас, что, собрав последние силы, я пополз к окну. И тут увидел, что это была всего-навсего сломанная табуретка... Окно не было зарешечено, а внизу снаружи лежала горка песка. Три недели меня прятали Родригесы, родители Умберто, на своей табачной плантации. Потом на катере я перебрался во Флориду. Тогда весь народ, от бедняка рыбака, до фабриканта рома, был един — все отвергали диктатуру. Может ли сейчас быть иначе? Представить невозможно! Что для кубинцев дороже чести?
Я открыл дневник и записал: «2-й день. Шли всю ночь.. Проснулись отдохнувшими. Перед нами рассвет свободы...»
Отправляясь сегодня в путь, я спрашивал себя, перешли ли мы уже «линию фронта». Ситуация на прибрежном участке мне не ясна. То, что фиделисты отрезали повстанческий район от моря, ясно как день. Да, но где проходит их заградительная линия? Может быть, они охраняют только приморское шоссе, которое мы вчера пересекли под прикрытием тумана? Об этом, бетонированном шоссе никто из нас и понятия не имел. На карте его нет, значит, построили недавно. Но капитану-то оно должно было быть известно, янки все фотографируют с воздуха. Как оно будет дальше? Маленькая группа, если она действует хитро, может просочиться сквозь любую заградительную линию.
Некоторое время я шагал рядом с моими парнями, чтобы понаблюдать за ними на марше. Пятеро крепких мужчин, тренированных и готовых преодолеть трудности любого рода. Выглядят они отдохнувшими, видно, что есть еще в запасе силы. Впереди идет Умберто Родригес — высокий, стройный, упорный, лучший из всех. Руки у него болтаются, как маятники, а ступает твердо, не заботясь о том, выдержит ли почва вес его тела. Я знаю его со студенческих времен; он всегда жил беспечно, подчиняясь велению инстинкта, уверенный в себе и своей необычности. Ему двадцать шесть, он на четыре года моложе меня, хорошо стреляет и ориентируется на местности. Умберто мой заместитель, ему по плечу любые трудности. Я посмотрел на остальных: каждая цепь прочна настолько, насколько прочно ее слабейшее звено.
Кто из нас самый слабый? Рико, идущий вслед за Умберто? Вряд ли, во всяком случае, не физически. Этот затылок, эти узлы мускулов под черной кожей! У него мощные плечи, сухая, крепкая спина. С голыми руками, без хитростей ближнего боя Рико даст форму любому из нас. Он был рубщиком бананов и не боится жары в джунглях... Увы, он не кубинец. Правда, все мы в Латинской Америке — одна большая семья. Я против цветных ничего не имею, это у нас не принято. Да и кто из нас может сказать наверное, были ли волосы у его прабабки гладкими или курчавыми. Американцы вот чего не могут понять: Куба не придаток южных штатов Америки. Верно, когда в Гаване ты, белый, начинаешь гулять с темнокожей девушкой, соседи перешептываются. «Так не полагается», — сказал мой отец. Он имел в виду различие в общественном положении. На что я всегда возражал: откуда же взялось столько мулатов? В Рико мне то не нравится, что он из Гватемалы. Пока все идет сносно, на него безусловно можно положиться, это мне известно после испытаний в Сан-Амбросио. Но будет ли он готов в случае необходимости умереть за свободу Кубы?
Следующего я слишком мало знаю, он в моей группе новичок, Мигель идет сразу вслед за Рико, ступает он тяжело, там сорвет травинку, тут цветок возьмет, как ребенок, в зубы, надкусит и выбрасывает, что, конечно, против правил безопасности; к тому же он что-то тихонько насвистывает. Красивый юноша; даже в крестьянской одежде, которая всех нас обезобразила, он выглядит прилично. Лишь серьезности ему не хватает, ведет себя, как на прогулке, но от этого его можно отучить. Специалистов по приборам у нас в лагере муштровали недостаточно. Капитан сказал, что он электротехник из Гаваны, один из тех разбитных молодых рабочих, которые в филиалах янки на Кубе получали по восемь песо в день — больше, чем я зарабатывал когда-либо в жизни. А Фидель? Он что, платит меньше?.. Но я не хочу быть несправедливым к Мигелю, парень мне нравится, в наше дело он верит и предан ему; это он доказал позавчера вечером в лагере.